Я понял, что в работе с ними их няня использовала и это отчаянное словосочетание.
Маша тем временем повисла на жирафе с нее ростом. Плача, она целовала его в губы и глаза. Я засмотрелся на эту картину. Мне кажется, она никогда так не целовала меня. Впрочем, если бы она узнала, что нам придется расстаться навсегда, возможно, она целовала бы меня с такой же страстью.
Выяснилось, что они перебрали и в самом деле все свои игрушки, чтобы оставить по паре самых дорогих (их сердцам). В результате все, что они смогли сделать для бедных детей, – две куклы и одна машина.
– Ничего страшного, – сказал я. – Значит, не получилось. Ложитесь спать. Бывает.
Я очень расстроился. Я даже разозлился. Я подумал, что я сам во всем виноват. Слишком жестоко было ставить такой эксперимент на детях. Значит, все-таки напрасно я произнес вслух эту озарившую меня мысль.
Было уже часа три ночи, когда Маша пришла ко мне.
– Папа, – сказала она. – Я готова.
– А Ваня? – спросил я.
Мне не надо было переспрашивать, на что именно она готова. Я и сам не мог уснуть из-за этой истории.
– Ваня! – позвала Маша.
Он тоже сразу пришел. Он тоже не спал.
– Папа, – сказал он. – Я все отдам. Мне ничего не нужно.
По его лицу текли слезы. Маша держалась. Я тоже.
Весь следующий вечер мы перекладывали игрушки в сумки и пакеты. Вытащенные из всех углов детской, из кабинета и из остальных комнат, они выросли в огромную, неправдоподобных размеров гору. И мне казалось, что их осталось во всех этих комнатах по крайней мере столько же. А Ваня все приносил и приносил их – давно забытые и прекрасные. Я уже проклинал себя за то, что я все это затеял.
– Ваня, – говорил я, – ну не знаю, может, эту пожарную машину оставишь?
– Нет, – холодно качал он головой. – Детям.
– Маша, – подходил я к девочке, – кроватку для Кати можно не трогать. Ей не в чем будет спать, как я понимаю.
– Я ее тоже решила отдать, – пожимала плечами Маша. – Так что ничего.
Потом я позвонил своим друзьям, которые знают, куда в таких случаях ехать. Они обо всем договорились.
Я набил игрушками всю машину. На переднем пассажирском сиденье застыла громадная черная обезьяна. Мне предстояло совершить еще как минимум две поездки. Через пять минут после того, как я тронулся, меня остановил гаишник.
– Вы кого везете? – с подозрением спросил он и заглянул в салон.
Потом он засмеялся и, узнав, что происходит, спросил, не нужно ли мне сопровождение, а то меня же будут постоянно останавливать. Я чего-то опять расчувствовался.
В третью поездку, когда в салоне появилось хоть немного свободного места, я взял Машу и Ваню. Они должны были увидеть глаза этих бедных детей. Они должны были понять, что это не бедные дети.