— Ну хорошо. Возможно, вам и не придется слишком много готовить. Вечером там все обедают в Большом доме, я скорее всего зарезервирую там себе место. Но как у вас со здоровьем — все в порядке? Откровенно говоря, я не представляю себя в роли сиделки: у меня просто не хватает терпения возиться с болезнями, как с моими собственными, так и с чужими.
— Вот уже двадцать лет, как я не испытывал необходимости обращаться к врачу, мадам. И я на двадцать лет моложе, чем вы. Простите, пожалуйста, что позволил себе упомянуть об этом.
— Естественно, это в порядке вещей — предполагать, что я покину этот мир раньше вас. Если такое случится, на Острове может не оказаться дома для вас. Мне вовсе не хотелось бы, чтобы вы в шестьдесят лет остались без крова над головой.
— С этим не будет проблем, мадам. У меня имеется дом в Эксетере,>[8] который я в настоящее время сдаю со всей обстановкой на условиях краткосрочной аренды. Обычно университетским ученым. Я предполагаю со временем поселиться там, когда уйду на покой. Должен сказать, я испытываю привязанность к этому городу.
Почему вдруг Эксетер? — с удивлением подумала она тогда. Какую роль играл этот город в загадочном прошлом Рафтвуда? Что в этом городе такого, что может породить к нему привязанность у кого-либо, кроме его постоянных обитателей?
— Что ж, можно провести эксперимент. Но мне надо будет проконсультироваться с другими попечителями фонда. Это ведь означает, что фонд должен выделить мне два коттеджа, возможно, примыкающих друг к другу. Вряд ли кому-то из нас захочется пользоваться одной и той же ванной.
— Вне всяких сомнений, я предпочел бы отдельный коттедж, мадам.
— Ну что ж, я посмотрю, как это можно будет устроить, и мы попробуем поэкспериментировать примерно с месяц. Если окажется, что мы друг другу не подходим, расстанемся без обоюдных претензий.
Это происходило пятнадцать лет назад, а они все еще были вместе. Рафтвуд оказался превосходным слугой и на удивление хорошим поваром. Все чаще по вечерам она обедала не в Доме, а у себя, в коттедже «Атлантик». Он брал отпуск два раза в год, каждый раз ровно на десять дней. Эмили не имела ни малейшего представления о том, куда он ездил или что делал, а он ей никогда об этом ничего не рассказывал. Она всегда полагала, что те, кто выбирает сколько-нибудь длительную жизнь на острове, бегут от чего-то, пусть даже, как в ее собственном случае, перечень причин для бегства был обычным, принятым на вооружение всеми «мятежниками» ее поколения: шум, мобильные телефоны, вандализм, пьяные дебоши, политкорректность, неэффективность одних и нападки на высокое мастерство других путем приклеивания им ярлыка «элитизм», то бишь аристократическое высокомерие. Сейчас она знала о своем дворецком ничуть не больше, чем в те годы, когда он возил ее отца; а в то время она видела его очень редко: массивное неподвижное лицо, глаза, наполовину скрытые козырьком шоферской фуражки, волосы, необычайно светлые для мужчины, аккуратно подстриженные и полумесяцем лежащие на толстой шее. У них установился распорядок, устраивавший обоих. Каждый вечер, в пять часов, они усаживались в ее коттедже играть в скраббл, а после игры выпивали по паре бокалов красного вина — это был единственный момент, когда они пили или ели вместе, — и Рафтвуд возвращался к себе в коттедж, готовить обед для мисс Эмили Холкум.