— Да.
— Давно она переехала туда?
— Только два дня.
— Рогожин был у нее сегодня?
— Нет, но он говорил с ней по телефону.
— Знает, что Лили в театре?
— Да.
— И приедет сюда?
— Да.
— Тогда ты прав! Веди Лили сюда. Мне необходимо поговорить с ней с глазу на глаз.
— Прекрасно! Я приведу ее и сам скроюсь.
Войдя в уборную к Далецкому, Лили не могла преодолеть волнения и густо покраснела. Жорж тотчас же скрылся под каким-то благовидным предлогом.
— Лили, — тихо произнес Далецкий, нежно целуя ее руки.
Лили тихо застонала и, закрыв глаза, положила голову на грудь Далецкому.
— Я боялась, что ты оттолкнешь меня… — чуть слышно прошептала она.
— За что? — удивился Далецкий.
— За то, что я скверная, гадкая…
— Какое право я имею судить тебя? Каждый человек по-своему ищет счастья. Все дело в том, чтобы суметь найти это счастье. Когда я читал тебе мораль, рисовал тебе всевозможные ужасы, чтобы отговорить тебя от того, что ты задумала и что уже совершено, я был неправ. Я потом долго думал об этом и решил, что не имел даже права говорить тебе что-либо подобное…
— Почему?
— Потому, что лично я сам не в состоянии предложить тебе и сотой доли того, что может дать Рогожин. Я женат, и все, что я зарабатываю своим голосом, едва хватает на содержание семьи… Знала ты или нет, что я женат?
Лили отрицательно покачала головой. Далецкий отстранил ее от себя и вздрогнул.
— Может быть, если бы ты знала это, ты не отдалась бы мне… тогда? — глухо спросил он.
Лили снова покачала головой и глубоко вздохнула.
— Какое мне дело, женат ты или нет, — скорбно произнесла она.
Наступило молчание. Затем послышались первые аккорды увертюры, и звуки задорной, жизнерадостной музыки хлынули быстрыми волнами, наполняя громадный зрительный зал.
Лили посмотрела на Далецкого. В ярком, вышитом золотом костюме тореадора он был еще красивее, чем обыкновенно. В сердце Лили снова с неудержимой силой вспыхнули влечение и страсть к этому баловню судьбы, на которого заглядывались все женщины.
— Как ты хорош! — невольно воскликнула она.
Далецкий самодовольно улыбнулся и, нагнувшись к Лили, медленно, с чувством поцеловал ее в губы. На этот раз он действовал уже с полного ее согласия, был привычно самоуверен и оттого казался юной любовнице живым богом. Лили уже и забыла, каким жалким недавно видела своего кумира.
Зато Дмитрий Далецкий, привычно войдя в роль профессионального обольстителя, решительно подхватил любовницу на руки и усадил ее на высокий стул, который регулярно использовал для подобных целей. Этот стул привез ему из Франции приятель, который видел точно такой же в одном из дорогих парижских борделей.