Безопасность Сирины была важнее.
Отчего? Он не задумывался над этим. Так было. И все.
Он лично отомстит за все смертному, и она не будет подвергнута ни малейшей опасности. Никому не стоило даже знать о Сирине, пока девушка не сумеет в полной мере освоиться в новой роли. Она была, есть и будет только его.
Мастер так хотел, и он мог позволить себе иметь то, что ему желалось.
Длинные пальцы скользнули по четко очерченной скуле, провели дорожку по шее девушки, оставляя слабый белый след от легкого нажатия. Дошли до подвески, обводя камень, лежащий в ложбинке ее груди.
Михаэлю было интересно, останутся ли ее глаза такого же оттенка изумруда, какими они были сейчас, или станут подобными его ночи? Никто никогда не мог предугадать исхода.
Не то, чтобы это имело какое-то значение. Отнюдь. Его просто, терзал интерес во всех вопросах, которые, хоть краем, касались ее. И так было все эти десять лет, даже тогда, он лишь в отголосках сознания наблюдал за ней, почти боясь того, что сулило понимание зова Сирины.
Но, вампир уже отринул в себе страх, он просто принял то, что происходило. Страх — суть слабость, приятие — сделает их обоих сильнее.
Девушка потянулась во сне, за пальцами Михаэля, ласкающими нежную кожу ее груди. И он накрыл полноту, сжимая сосок сильнее.
С ее губ сорвалась прерывистое дыхание, почти стон. И это заставило его губы изогнуться в самодовольной улыбке, ускорило кружащее скольжение руки мужчины по телу Рины.
Он ощущал, как начинает разгораться в ней, еще спящей, жар, как девушка увлажняется, уже желая покориться, принять его в себя…
И это, околдовывало, покоряло вампира. Он никогда не знал такой, полной, безоглядной, страсти. За все столетия своей жизни.
Отдых пошел на пользу Сирине, ее тело было полностью исцелено.
Отдых,… и кровь, которую, с такой жадностью, она брала у него. Воспоминание о том, как мягкие губы скользили по его коже, а язык порхал по груди Михаэля, слизывая убегающие капли… Мысленные картинки того, как она глотала его кровь, впиваясь пальцами в плечи, ища опоры и поддержки — о, он начинал гореть лишь от того, что думал об этом…
Мастер не был голоден. Он выпил до суха двух монахов в аббатстве, которые имели неосторожность прибежать на крик Николая. Но, глядя на лежащую перед ним Сирину, он жаждал ее крови.
Желал, с такой силой, словно не пил никого годами. Но, не для того, чтобы насытиться. Для того, чтобы, вновь, ощутить ее вкус, растекающийся по его горлу, поющий на его языке их музыку.
И, бездна забери все, он мог подарить им обоим такое удовольствие, не так ли?!