— Оно остановилось... — пытаюсь выговорить я, но из моего воспалённого горла вырываются только какие-то ужасные каркающие звуки. — Оно остановилось! — На этот раз мне, по-моему, удалось прохрипеть что-то более членораздельное, потому что оба — и Пит, и Дельф — поворачивают лица к стене тумана. Белая пелена начинает подниматься вверх, будто её медленно засасывает в небо. Мы, онемев, наблюдаем, как её всю затягивает туда, не оставив даже малюсенького клочка.
Питер скатывается с Дельфа, а тот переворачивается на спину. Мы лежим так, судорожно втягивая в себя воздух и конвульсивно дёргаясь — наши умы и тела отравлены ядовитым газом. По прошествии нескольких минут Пит вяло машет рукой вверх: «Азияны...» Вскидываю глаза и вижу парочку животных, по всей видимости, обезьян. Я никогда не видела живой обезьяны — в наших лесах дома ничего подобного не водится. Наверно, я видела их на картинке, или на других Играх, потому что когда я узрела теперь этих тварей, то на ум сразу пришло их название. Мне кажется, что у них оранжевый мех, хотя трудно, конечно, сказать, а ростом они по пояс взрослому человеку. Должно быть, это хороший знак. Уж наверное, они бы не стали шастать здесь, если бы в воздухе был смертельный яд.
Какое-то время мы мирно наблюдаем друг за другом — обезьяны и люди. Потом Пит с трудом поднимается на колени и ползёт вниз по склону. Мы все ползём туда же, ходьба на двух ногах теперь представляется чем-то невероятным, как, например, полёт. Мы ползём до тех пор, пока заросли не отступают, и мы не оказываемся на узкой полоске песчаного берега. Тёплая вода, омывающая Рог Изобилия, плещет нам в лица. Я отшатываюсь, словно дотронулась до открытого огня.
Сыпать соль на раны. Впервые до меня во всей полноте доходит смысл этого выражения. Соль, содержащаяся в воде, делает боль в ранах такой невыносимой, что я буквально слепну и чуть не теряю сознание. Но вслед за болью приходит другое ощущение — облегчения. Провожу научный эксперимент, осторожно засовывая в воду только одну ладонь. Да, сначала пытка, потом — становиться полегче. Через голубой слой воды я вижу, как из ранок на коже выделяется какая-то гадость, похожая на молочко. По мере растворения в воде этого молочка, исчезает и боль. Я расстёгиваю пояс и выпутываюсь из своего комбинезона, который всё равно представляет собой одну большую дырку. Но вот кеды и бельё, как ни странно, не пострадали. Понемногу, опуская в воду по одной части тела за раз, я вывожу отраву из своих ран. Пит, похоже, занят тем же самым. А вот Дельф отпрянул от воды при первом же прикосновении и лежит лицом вниз на песке, то ли не желая, то ли не в состоянии заняться своим исцелением.