Ее слова исторгли рыдания и у майора.
Тимея помолчала, стараясь совладать с собою, и тихим, кротким голосом продолжила:
- А теперь прошу вас навеки оставить меня в покое. Удар, что вы нанесли мне прежде, искуплен дуэльным сабельным ударом, поэтому я и сохраню на память эту сломанную саблю. Всякий раз, глядя на нее, я буду думать о вас как о человеке благородной души, и эта мысль исцелит меня. Ваши многолетние старания избежать встреч и разговоров со мной и серьезность повода, заставившего вас обратиться ко мне, оправдывают наше сегодняшнее, и последнее, свидание.
За мозаичной картиной словно бы послышались удаляющиеся шаги.
Едва Тимар выскочил из тайника на галерею, путь ему преградила какая-то темная фигура. Тень во мраке, фантом или злой дух?
- Что там произошло? - послышался голос Атали.
Тимар, схватив ее за плечи, прижал к стене и выдохнул ей в лицо:
- Будь ты проклята! Будь проклят этот дом, будь проклят во прахе тот, кто его построил!
И он, как безумный, сбежал вниз по лестнице.
Дверь из покоев Тимеи отворилась, и на фоне освещенного дверного проема возникла фигура уходящего визитера. Тимея позвонила. Послышался визгливый голос госпожи Зофии, не щадящей ругательств в адрес того, кто задул фонарь на лестнице. Затем, принеся свечу, она посветила майору, пока тот спускался вниз. Атали прижалась к стене у дверцы тайника, и, когда все ушли и на галерее вновь воцарилась темнота, она еще долго стояла там, беззвучно произнося какие-то слова. Губы ее молча шевелись, широко раскрытые глаза беспокойно блуждали, стиснутые зубы скрипели, и яростно сжатые кулаки грозили кому-то во мраке.
Кто знает, какие слова слетали с ее губ?
Бежать, но куда? - в этом весь вопрос.
Городские часы пробили десять, значит, уже опущен шлагбаум перед мостом, ведущим через узкий рукав Дуная на остров, откуда затем можно было бы перебраться по льду через широкий рукав реки. Теперь из города не выйти иначе, как наделав переполоха среди сборщиков подати на мосту и стражников на берегу, которым городской полицией строго-настрого заказано с восьми вечера и до семи утра пропускать на ледовую переправу кого бы то ни было, хотя бы самого папу римского.
Правда, может статься и так: где не помогут буллы церковного владыки, там выручат банкноты из бумажника господина Леветинцского. Зато на другой день по всему городу разойдется слух, что "золотой человек"на ночь глядя, в одиночестве и с превеликой поспешностью бежал из города, не убоявшись рискованной переправы по льду. Найдется ли лучшее подтверждение для небылиц, из-за которых состоялась нашумевшая дуэль? Тогда уж все в один голос скажут: не иначе как Тимар сбежал в Америку! И до Тимеи дойдут эти слухи.