Аргунов отдал команду:
— Товарищи офицеры! Смирно!
— Не надо, — махнул рукой Тимошенко, и, пройдя с Мерецковым вперед, они сели в первый ряд: Тимошенко впереди меня, Мерецков впереди Платицына.
Просьба Аргунова к маэстро — повторить концерт! Но это было уж слишком: два часа песен, игры, акробатики, люди устали, темнело. Однако вспыхнул Свет от заведённого бензинового движка. Будет повтор? Но тут послышался отдаленный рокот немецкого самолёта. Свет погасили. Зрители разошлись. Высокие чины удалились к Аргунову в палатку, и встреча маршала и генерала с офицерами была окончена. Да и можно ли назвать это встречей?
Утром я задержался в палатке — мне принесли из мастерской новенькое обмундирование. Надев его, я крутился перед оконцем палатки: снова ошибка, немного жмет китель под мышками. Внезапно раздвинулась плащ-палатка у входа, и вошел первым полковник интендантской службы Грачев — начальник тыла фронта. За ним выдвинулся Мерецков. Выше его головы — голова Тимошенко, тогда нашего кумира — со времен назначения его наркомом обороны еще до войны, когда он крепко подтянул армию.
Грачев ко мне. Вертит меня туда и сюда, как манекен. Хвалит:
— Ну что, форма отличная. И сидит прекрасно!
Фигура у меня была тогда хорошая, спортивная.
Я не успел и рта раскрыть, чтобы доложиться по уставу, как высшие чины удалились. И больше мы их не видели…
Это посещение оставило у комбатов неприятный осадок. Ночью мы в разговоре осудили своих «вождей» — ни слова от них, ни спроса, ни вопроса, будто мы все тут пустое место, а не те, кто прошёл ад войны… Большинство из комбатов, пройдя путь до батальона, смотря не раз смерти в глаза, не имели даже медали, не говоря об орденах. Так Тимошенко, не говоря о Мерецкове, стал гаснуть в моих глазах…
* * *
Где-то 15 мая я прибыл в полк, красуясь в новой форме, в капитанских погонах с четырьмя звёздочками. Пилотка набекрень, сапоги — как зеркало. На руке — новенькая шинель из английского драпа. Доложился Лапшину и новому начштаба полка майору Очкасову — выдвиженцу из помначшта-ба-5. Лапшину пришлось пожать мне руку и сказать:
— Отдохни дня четыре и получи задание!
* * *
Находилась при Мариам Гольдштейн старшая медсестра Настя Воронина, высокая, голубоглазая, с косами светлыми, как и вся она, девушка лет двадцати. Не знаю, почему и когда, она влюбилась в меня отчаянно. Мне она нравилась, но не более. В полку я бывал в три-четыре месяца раз. И то на минуты, чтобы снова очутиться в огне боев.
Обмыли мы с товарищами прилично мое «новьё» в шалаше. Вскоре я получил задание Лапшина: принять отряд, обороняющий «малую землю», «пятак» на Малом Волховце у Синего Моста. Приказ есть приказ, и я пошел туда, как обычно, один. Перед этим отдал Насте Ворониной, чтобы сохранила, шинель, новое обмундирование, сапоги и чемоданчик. У меня пока, кроме пистолета, планшетки, полевой сумки и снаряжения, ничего не было: ни людей, ни штаба, а какой-то там «отряд».