Теоретически допустима и девушка. Но на 99 % — клиент. Естественно, Боря отпирается, лишние эпизоды отягчают вину. И отопрется. Прозвучавший переброс фразами заведомо пустой.
Однако что-то в нем Знаменскому почудилось неладное. Между прочим, глаза у Миркина отродясь были серые, а сейчас резко потемнели. С какой стати?
— Слушайте, Миркин, серьезно — с кем намечалась встреча?
Боря поусмехался тонкими губами, пригладил волосы.
— У меня, видимо, дикция плохая, никак не могу объяснить. Намечалась встреча с Наташей, красивой брюнеткой, страдающей от безденежья.
— Еще раз — посерьезней, Миркин.
— Гражданин следователь, шутка украшает жизнь. Вы не читали сборник «Музыканты шутят»? Однажды к композитору Верди…
Пал Палыч ничего не имел бы против Верди, если бы в тоне Бори не прорезалось вдруг нахальство. А нахальство на допросе требует пресечения.
— Оглянитесь, Миркин! Вы видите, где находитесь?
Тот невольно оглянулся: непрошибаемые голые стены, решетчатое окошечко под потолком.
— Думаете, вас посадили сюда, чтобы анекдоты мне рассказывать?
Миркин сник, но попытался все же удержаться в шутливых рамках:
— Я как-то читал в газетах «Положение о предварительном заключении». Насколько помню, юмор не запрещался.
«Ну-ну… А пальцы свои худые сцепил так, что костяшки побелели. Что-то ты мне не нравишься».
И Знаменский сказал с нажимом, доверясь интуиции:
— Чем пуще вы изображаете веселье, тем сильнее я подозреваю, что есть что-то, о чем вам не хочется… а то и боязно говорить.
Миркин отозвался нервной ухмылкой.
— Гражданин следователь, давайте не будем трепать друг другу нервы: всякие неопределенные угрозы и прочее… Застукали вы меня случайно — тряхнули этого дурака из «Ангары», он и накапал. А больше у вас ничего особенного нет, и за мной ничего нет, не о чем и толковать. Если желаете, пожалуйста, о погоде, о жизни, об искусстве.
— Хотите «потолковать за жизнь»? Тоже неудобная для вас тема. Три года вы торговали возле Столешникова в газетном киоске. И вдруг стали приемщиком в пункте скупки золота у населения. Как это вдруг переквалифицировались? Нетрудно было?
«И во сколько тебе обошлось это место? Чем ты за него заплатил или платишь?»
Ответ последовал с заминкой.
— Рассуждая логически — раз я здесь, стало быть, оказалось трудно. Не справился. Не оправдал доверия.
Всплеск настороженности Пал Палыч облек внешне в форму досадливо-равнодушную:
— Чьего доверия?
— Полагаю, вы знакомы с основами философии, — меланхолически протянул Миркин. — Я тоже в свое время любил брошюрки читать. Так вот ученые пишут, что любая истина относительна. Другими словами, ничего до конца узнать нельзя, всегда что-нибудь останется темным.