Но это штука нехитрая лишь на первый взгляд. В действительности же она требует искусных исполнителей, чтобы «объект» не засек «хвост». Знаменский обещал поручить Коваля хорошим людям, и тот пока «хвоста» не замечает.
Он подходит к юрисконсультации.
— Меня ждет Валентина Николаевна, — бросает дежурному.
Валентина Николаевна предупредительно встает навстречу ему, просит садиться.
— Все сделано, что можно. Но, к сожалению, сведения несколько огорчительные.
Она справедливо полагает, что человек, разыскивающий мать с сыном, делает это скорее из добрых, чем из злых побуждений.
Коваль молча вопросительно смотрит.
— Хомутова Любовь Николаевна была осуждена за производство наркотиков на восемь лет и скончалась в заключении.
— Когда?
— В девяносто третьем. В ноябре. То есть она отбыла примерно четыре года.
Валентина Николаевна выжидает некоторое время. Ей хочется от Коваля каких-то эмоций, слов. Но тот молчит. Он надеялся, что Люба жива, надеялся повидаться; может быть, что-то сделать для нее, если она плохо устроена. Знал, что она будет счастлива их встрече — самая верная, самая преданная ему душа. Он сумел бы вознаградить ее, пусть с опозданием… Но худое так часто опережает хорошее.
— Теперь о ее сыне, — продолжает Валентина Николаевна, не дождавшись от клиента эмоций. — Михаил Сергеевич Хомутов жив. Когда мать арестовали, он был помещен сначала в детский дом. Но ребенок — сейчас уже молодой человек — не знаю, известно ли вам, — он не совсем здоров психически. В настоящее время Хомутов находится здесь, — она передает Ковалю адрес. — Такое невеселое учреждение.
«Психоневрологический интернат», — читает Коваль и лезет за деньгами.
Потом он идет по улице, спрашивает о чем-то встречных.
Входит в открытый храм. Человек он, видимо, по-своему верующий, но не церковный. Умеет перекреститься, знает, куда поставить свечу за упокой, но молится «своими словами», не по уставу.
Взяв две большие свечи, идет к кануну. Вблизи никого, мешать некому. Зажигает первую свечу:
— Упокой, Господи, маму… Царствие ей Небесное.
Ставит вторую свечу:
— Это за Любу. Прости меня, Люба…
Постоял, собрался было уходить, но что-то не пускает.
Возвратился с третьей свечой.
— Упокой, Господи, убиенную Веронику… — и что-то еще шепотом, глядя на строгий Спасов лик.
И снова Коваль идет по набережной Яузы.
Минует горбатый мостик. Приближается к дому, где жила Вероника. Он останавливается напротив подъезда, поднимает глаза к окнам ее когда-то квартиры.
Стоит долго, дав волю воспоминаниям.
Видит ее — юную, радостную, любящую. Видит последний день — как он вне себя бил по щекам девушку, находившуюся в наркотическом «отпаде», видит свои собственные руки, которые сняли подушку с лица бездыханной Вероники.