Вы слышали голоса сирен, поющих серенады смерти? А я слышал. Слышал их голоса, их трели. Я был там, в этом мире, куда не ходят обычные. Там стены разукрашены мраморным орнаментом, а лестница поднимается в облака, доставляя в роскошные верхние залы. А оттуда можно увидеть мир, лежащий у ног, на самом полу — как закрываются огромные розовые ворота, как неведомая машина заставляет воду в речке течь вверх по склону, как порхают крылатые свиньи.
Я зашёл за грань, и теперь стою, не зная куда деться. Боюсь обернуться назад: а вдруг преграды между тем и этим мирами больше нет?
За сим вышесказанным констатирую: я жив и пока ещё в своём сознании.
Я только что вернулся из института; довольно долгий и мучительный день был, новая тема, а потом контрольная задачка, которую решали всей группой целую пару. Всё это вымотало очень сильно, хотя я и затащил с собой кореша в магазин за аккумами, вроде как хоть не один — не скучно. После получаса езды на автобусе и метро я вышел на кривую до дома.
Вихляя задом как плядь подзаборная, дорога двоилась и троилась в самых неожиданных местах, где нормальный человек не мог бы пройти. Но хитрость этой дороги заключалась в задумчивой планировке положения домов, деревьев и прочего обихода пьяными конструкторами. Видимо так пошло испокон веков, что для того, чтобы сделать что-то из ряда вон выходящее, что-то гениальное, что, скорее всего, поймут только после твоей смерти, нужно быть слегонца под кайфом. А уж чем конкретно этот кайф вызван, историю не волнует. История всё прощает и очень мало помнит, только лишь ключевые моменты, да и их не всегда. История умирает, когда умирает тот, кто видел её своими собственными глазами, а потом, дальше уже не важно: историю додумают те, кому это надо.
Странные всё же вещи творятся здесь порой. Помойку поставили вдали от всех домов, оградив её большущими стволами деревьев, а сразу за деревьями чуть правее от ракушек выстроили детскую площадку — два полуразрушенных от времени и слегка подгоревших бревенчатых домика, которые имеют обыкновение раскрашивать каждое лето, заменяя этим капитальный ремонт. Недавно тут всё перерыли, прокладывая трубы сразу в двух перпендикулярных друг другу направлениях. Итак, детская площадка вот уже второй год представляется зоной боевых действий с вывороченным наружу чернозёмом.
Топая по лужам, стараясь при этом не запачкать красивые чёрные ботинки, слабо отдающие уксусом после летней консервации, следую мимо рядов ракушек, минуя очередную помойку, примыкающую к подстанции и автостоянке. Тут можно срезать по гипотенузе, но только там грязно всегда, хотя и тут есть детская площадка. Здесь же на отшибе площадки стоит большая собачья будка с очень злой собакой, охраняющей стоянку по ночам от воров и прочих.