— Держу пари, вы думаете, какого дьявола все это значит? — проницательно взглянув на ученого, сказал император.
— Можно сказать и так. — Ярослав был вынужден повысить голос, чтобы перекричать канонаду.
Наполеон задержался на мгновение и глубоко втянул ноздрями воздух. Над полем стоял стойкий запах давно протухших яиц, но он вдыхал его с таким удовольствием, словно это был изысканнейший аромат лучших парижских духов.
— Посмотрите! — внезапно воскликнул он, делая широкий жест рукой. — Таким был мой мир. Я не знаю, за какие заслуги «Веллингтон» сделал мне этот роскошный подарок, но, клянусь Богом, я устрою ему такую драку, что он до конца, дней своих ее не забудет!
Наполеон вновь обернулся к Ярославу, на лице которого играла ироническая улыбка. Старый циник не мог упустить подходящего случая:
— Вы уверены, что вам действительно хочется снова пережить горечь поражения?
Гримаса боли и гнева перекосила на миг черты лица императора. Он перегнулся в седле и наклонился к уху Ярослава.
— Но мы же оба знаем, что все это не по-настоящему, — прошептал он.
Улыбка вновь заиграла на губах Наполеона. Он ненадолго задумался, а потом продолжал:
— С другой стороны, кто может судить, что есть реальность и что есть иллюзия? Что касается меня, то я предпочитаю оставить подобные вопросы на рассмотрение философов. Вроде вас.
Ярослав бросил взгляд мимо Наполеона на пехотную дивизию, построенную в наступательном порядке. Развевались на ветру знамена, сверкали на солнце примкнутые штыки, свистели пролетавшие над рядами солдат неприятельские ядра. Зрелище было великолепным и настолько завораживающим, что он с трудом заставлял себя сохранять трезвый взгляд и не поддаваться нараставшему азарту.
— Вы сражаетесь против машины, — медленно произнес Ярослав, как бы рассуждая вслух в попытке упорядочить свое понимание происходящего. — Она обладает способностью просчитать до мелочей любой возможный вариант, предусмотреть ответ на любой ваш ход. Ее электронный мозг в мгновение ока может оценить шансы сторон с точностью до двенадцатого знака после запятой. Вы отдаете себе отчет, что победить ее очень трудно, практически невозможно?
На губах императора мелькнула снисходительная усмешка.
— Все это мне известно, друг мой, но эти солдаты, — указал он на готовившийся к наступлению корпус д'Эрлона, — далеко не те шахматные фигурки, которыми мы играли с «Веллингтоном» на балконе. В настоящем сражении мало обычного расчета и формальной логики. Здесь побеждает тот, кто первым почувствует, что настал момент для решающего удара. Можно называть это интуицией или вдохновением, суть не в этом. Просто я хочу, чтобы вы поняли одно: в таких играх руководствуются высшей логикой, которая недоступна ни одной машине. Смею вас уверить, что на этот раз «Веллингтону» будет противостоять не дилетант, впервые севший за доску, а настоящий гроссмейстер. И я заставлю «железного герцога» признать поражение!