Поднявшись с дивана вместе с Адамом, Мария сказала:
— Вы все можете присоединиться к нам за ужином сегодня. Ты не против, Адам?
Остаток времени до ужина он потратит на то, чтобы собраться с духом. Адам кивнул:
— Увидимся вечером, мистер Мастерсон.
— Ты всегда звал меня Уилл. Все так меня зовут, — Мастерсон остановился напротив Адама, перед тем как подойти к двери. — Я… Не надо меня провожать. И слава Богу, что ты жив. — Он быстро удалился, словно стыдясь того, что позволил себе непосредственное выражение чувств.
Как только Мастерсон вышел за дверь, Адам повернулся к Марии и заключил ее в объятия.
— Я думал, что обрадуюсь, узнав, кто я, — сказал он, преодолевая сжимавший горло спазм. — А теперь я жалею о том, что друг меня нашел.
Она уткнулась лицом ему в плечо. Она сжимала его в объятиях так же сильно, как он сжимал ее.
— Я думаю, что лучше знать. Но груз этого знания слишком велик.
— Слишком велик, — эхом откликнулся он и опустил руки. — Давай прогуляемся. Мне надо успокоиться.
Рука об руку они вышли на свежий воздух и, не сговариваясь, свернули на тропинку, ведущую в сад для медитации.
— Мне снились громадные золоченые многорукие существа, — сказал он. — Я тогда не понял значение того сна, но теперь понимаю, что то были индуистские боги.
— Должно быть, ты видел статуи в Индии, когда был ребенком. — Она подняла на него глаза. — Сад, который ты вспомнил, тоже был там?
— Наверное, да. — Цветы и фонтан были не европейскими. — Он попытался припомнить в подробностях тот сад. — Несколько раз мне снилась красивая темноволосая женщина в струящихся одеждах из шелка. Я думаю, то была моя мать.
Мария пожала ему руку.
— Как жаль, что ты потерял ее в столь юном возрасте.
— Но у меня по крайней мере остались о ней воспоминания. Я думаю, ты лишена и этой малости…
Обоими овладела печаль, и эта печаль связывала их сейчас прочнее, чем что-либо иное. Они дошли до сада для медитации в молчании.
Уныние несколько рассеялось, когда они вошли в отгороженное от остального сада пространство. Мелодичное журчание воды действовало успокаивающе. Они присели на скамью рядом, почти касаясь друг друга.
— Я спрашиваю себя, получал ли я когда-нибудь удовольствие от титула герцога. Не знаю, как было раньше, но сейчас я не вижу ничего приятного в том, чтобы носить этот титул. Словно тебя загнали в клетку с золотыми прутьями.
— Мне тоже совсем не нравится то, что ты — герцог, — со вздохом сказала Мария. — Теперь я понимаю, что все это время таила надежду на то, что когда-нибудь, возможно, мы будем вместе. Теперь эта надежда растаяла. Ты слишком высоко взлетел. Мне до тебя не дотянуться.