— Как хочешь, дружок, — сказал он, опуская брови. — Я вовсе не собирался тебя агитировать. Просто думал помочь… Ведь при всех обстоятельствах остается главный резон — свобода! А она — рядом! В хорошую погоду Америку можно увидеть невооруженным глазом.
— Но я сейчас и так свободен, — возразил я. — Скитаюсь повсюду, делаю, что вздумается…
— А политический режим?
— А что мне — режим? При режиме несвободны лишь те, кто служит ему, кто ему подчинены. Всякие чиновники, партийцы, работяги… Но я же бродяга! По выражению одесситов — "подземный человек".
— Та-ак. — Он быстро глянул на меня исподлобья. — Может, ты и вообще уходить не собираешься? Не хочешь?
— Нет, почему же? Хочу, — проговорил я медленно. — Очень хочу увидеть Америку, страну Марка Твена и Джека Лондона, Хемингуэя и Дос-Пассоса…
И есть еще остров, где умер Гоген! Дороги Фландрии, по которым бродил Уленшпигель. Парижские мосты, под которыми спал Франсуа Вийон. И места, где страдал молодой Вертер. И закоулки туманного огромного города, где жили Оливер Твист, Пирипп, Давид Копперфильд.
— Складно говоришь, — усмехнулся Стась. — Что ж, вот тебе и предоставляется возможность…
— Но я не желаю идти там понизу, по дну, жить в потемках. Как тот же Оливер Твист… Я устал от дерьма, с меня хватает нашего! Зачем мне еще хлебать заграничное? Нет, Стась, я намерен — если уж переступлю черту — воспользоваться всеми благами открытого мира!
— Я вижу, ты действительно сочинитель, романтик, — сказал поляк и прищурился иронически. "Всеми благами"… Ну, насмешил! А впрочем, дай тебе Бог.
— Конечно! Но для этого надо чего-то стоить… Надо сначала — кем-то стать!
Стась допил пиво. Со стуком поставил кружку на стол. И поднялся. И вид у него в этот момент был задумчивый, замкнутый.
Мы стали прощаться. И он вдруг спросил, задержав мою руку в своей:
— Ты говорил, что хочешь "стать кем-то"… Но ты уверен, что станешь? Что это получится?
— Не знаю, — насупился я.
— Смотри, потом спохватишься — а будет уж поздно… Еще пожалеешь об упущенном шансе!
— Может быть, — пробормотал я, — может быть…
* * *
Потом я долго бродил по каменистому берегу, по скользким скалам… Вот уже третий раз в жизни вставала передо мною проблема бегства, проблема эмиграции. Судьба упорно и повсюду подсовывала мне этот шанс! Она как бы искушала меня… Впервые это произошло давно, во Львове, у западных границ отечества. Затем — в Сибирской тайге, у монгольских рубежей. И вот теперь — опять. И тоже у границы, на самой крайней, восточной точке азиатского континента. Я пересек — из края в край — всю свою страну (а это, как никак, одна шестая часть света!). И много перемен случилось за истекшие годы, а проблема бегства так и осталась — мучительной, трудной, больной… И всякий раз, сталкиваясь с ней, я безотчетно колебался, и в самый последний момент — отказывался, выходил из игры.