– А разве дармоедов Серо-Беловых сегодня не освободят? – живо поинтересовалась Наташка. – Ясное ж дело, не они покушались на Ирину Александровну. Даром только тюремный хлеб едят.
– Позвольте это решать следствию, – резко осадил подругу Александр Витальевич.
– Да кто ж вам мешает? Просто мне как налогоплательщице государственных денег жалко. Интересно, если выпустить всех необоснованно привлеченных к уголовной ответственности, сколько можно было бы сэкономить на их пропитании? Не меньше, чем на большую премию всем руководящим работникам следственных органов.
Следователь Курбатов сжал губы в ниточку и вперил взгляд прищуренных глаз в безмятежно улыбающуюся мне и Листратову Наталью. Даже я поежилась, но подруга на безмолвную реакцию Александра Витальевича внимания не обратила – активно приносила себя в жертву сложившимся обстоятельствам. Иными словами, без конца вздыхала, выражая готовность быстренько слетать в Ижевск.
Через десять минут был решен вопрос с билетами, забронирован двухместный номер в ижевской гостинице и усвоено единственное условие перевозки: Тимку отвезти в московскую квартиру Серова, ни в коем случае не потакая его желанию поехать на дачу. Заодно уточнили телефон Тимофея, оказавшийся правильным, но отключенным, и его ижевский адрес. Знать бы, что так повезет, не надо было воровать записные книжки Георгиновны, которой мальчика и следовало сдать, доставив в трехкомнатную квартиру Серова в районе Преображенки. Через пятнадцать минут мы, ну очень тепло попрощавшись с Листратовым, уже ехали отдать последний долг человеку, принявшему на себя… Точнее, в себя, смертельное зелье, предназначенное для нас. Курбатов увязался с нами и, сидя на переднем сиденье, всю дорогу терроризировал Наташку многочисленными примерами из обширной уголовной практики, смысл которых сводился к одному: место женщины – где угодно, хоть в зоне, но только не за рулем. Умолк он лишь после того, как Наташка на полном серьезе пообещала, не сходя со своего удобного водительского места, увеличить сводку ДТП за сегодняшний день еще на один серьезный случай. Планировалось, что во время экстренного торможения непристегнутый, вопреки правилам, ремнями безопасности господин Курбатов хорошенько прикусит свой мерзкий язык.
Язык прикусила я. Сунувшись в сумочку в поисках платка, обнаружила плитку обожаемого мной горького шоколада и опрометчиво высунула кончик языка, в раздумьях о том, кто ее мог подкинуть. Никогда не стоит думать этой столь необходимой частью тела. Наталья недостаточно плавно притормозила у «лежачего полицейского», которые вроде как запрещены, а я оказалась крайне неподготовленной к этому внезапному мероприятию. Вплоть до полной остановки была занята зализыванием раны, время от времени ни за что ни про что поминая недобрым словом Листратова. Подкинутый им горький шоколад привел к горьким последствиям.