„Ничего, ничего, я быстро тебя расколю, — думал я, шагая с ней по селу и невольно любуясь каждым ее движением, — обмануть меня можно только один раз! Я еще доберусь до всей твоей кодлы. Мы еще кокнемся, посмотрим, чья разобьется…
Ну, а если она все же окажется ни в чем не замешанной? — спросил новый, внутренний голос, — если окажется, так сказать, „чистой"?
Ну, тогда, — сказал я мысленно, — начнется другой сюжет. Тогда мы посмотрим: как же нам жить дальше…
Ты в самом деле уверен, что это именно то, что тебе нужно?
Не знаю, что мне нужно… Но я — поэт! Много ли есть женщин красивее?"
Я вздохнул. И ускорил шаги. Сейчас самое главное было — быстрее дойти до ее дома.
Клава жила на самом краю села, у Абаканского тракта. В одной половине дома помещалась ее семья, другая же — принадлежала ей. И здесь было чистенько, уютно и как-то даже нарядно.
Белели на окнах занавесочки, пол устилали пестрые циновки. В одном углу виднелась низкая широкая тахта, устланная оленьими шкурами. В другом — высился зеркальный гардероб. А посередине комнаты стоял большой длинный стол, весь уставленный бутылками и блюдами с закуской.
И возле стола — посвистывая и заложив в карманы руки — прохаживался сухощавый высокого роста парень с седою прядкой, спадающей на бровь.
— Привет, — сказал он, поблескивая металлическими зубами. — Я давно тебя жду!
И потом, потрепав Клаву по плечу, произнес, подмигивая'
— Ну-ка, сестричка, позаботься — налей нам по стопочке. Надо ж обмыть нашу встречу!
Так это, стало быть, Ландыш, сообразил я. Вот он каков! Но, интересно, зачем он здесь? Ох, это неспроста… Наверное, они сговорились заранее, и она привела меня специально для него, а вовсе не для себя…
И при этой мысли я почувствовал обиду, ощутил ее острый, болезненный укол.
Между тем Ландыш уже тянулся ко мне с наполненной стопкой. Я поднял свою. Клава — тоже. И мы все выпили за встречу. И потом — еще раз…
Я помалкивал, хрустел огурчиком и ждал, что же он мне еще скажет? Когда заговорит всерьез?
И он, наконец, заговорил.
— Тебе Клавка объяснила, зачем позвала тебя?
— Н-нет, — пробормотал я.
— Ну как нет? — подняла брови Клава. — Я же намекнула: за мной должок…
— Вот, вот, — подхватил Ландыш. — Тебе тут причитается кое-что… И куш немалый.
Он полез в боковой левый карман пиджака, зашуршал там и вытащил пухлую, толщиною в два пальца, пачку сотенных.
— Держи! — сказал он, протягивая мне банкноты. — Твоя доля!
— Доля? — спросил я, отшатываясь. — Какая? За что?
— Ну, чудак… За что? За работу!
„Стало быть, я не ошибся, — холодея, подумал я, — все так и было, как я полагал. Все точно, все точно!"