Мысли врача были для нее открытой книгой, даже сейчас, когда он пытался контролировать выражение лица. Его потрясение по крайней мере у нее не вызывало сомнений.
— В вашем кошельке, кажется, обнаружилась значительная сумма, но никаких документов, удостоверявших личность, а также кредиток не нашли.
Кредиток и не было, правда, об этом она умолчала. Стало быть, пропали только документы? Странно. Зачем он взял их, оставив деньги?
— Техпаспорта в вашей машине тоже не было. Детектив Эрронс, полагаю, захочет обсудить это с вами.
Обязательно — так же как и фальшивые номера. Но не все сразу — отмахнулась она от этой проблемы.
— Если деньги в сохранности, пусть они пойдут на оплату больничного счета. Ведь здесь у вас не бесплатно.
— Ничего, меня не беспокоит…
— Вас, может, и нет, а вот больницу — очень беспокоит.
— Раз уж вы так разговорились, не скажете ли, как вас зовут?
— Энди, — не задумываясь ответила она. — А вас?
— Трэвис. А ваша фамилия?
Она всегда соображала быстро, на ходу, но теперь вдруг растерялась и ничего не могла придумать. Ничего, абсолютно ничего не приходило ей в голову. Она хмуро посмотрела на доктора.
— Я думаю, — наконец объяснила она.
Хирург чуть сдвинул брови:
— Не помните?
— Ну конечно же, помню. Дайте еще минуту подумать. — Считая ее мертвой, Рафаэль не станет отслеживать женщину с ее именем. Однако для пущей верности все же лучше взять другое имя. Упустит ли она второй шанс, если солжет во имя своего спасения? Быть может, лгать нехорошо, если это кому-то во вред, но в противном случае это не так уж скверно.
«Эх, надо было спросить их там, как поступать в подобных случаях».
— Энди, — повторила она, призывая на помощь вдохновение.
— Это вы уже сказали. Энди — сокращенное от Андреа?
— Да. — Что еще она могла сказать? Она не могла вспомнить ни одного другого женского имени, от которого можно было бы образовать сокращенное Энди. Называть фамилию Баттс она ни в коем случае не собиралась. В конце концов она, сдавшись, пожала плечами: — Может, завтра.
Вытащив ручку, врач стал что-то записывать в ее истории болезни.
А она тут же переключилась на другое.
— Вы не думайте, я в своем уме, — с досадой обратилась она к нему. — Это все из-за вас, из-за ваших наркотиков — они притупляют ум, но не боль. Вы не задумывались, каково это, когда твою грудную клетку распиливают, а потом тискают в руках твое сердце? Нет? У меня в теле скобки. Я уже чувствую себя папкой-скоросшивателем, столько во мне этих самых скобок. А вы что? Уменьшаете мне дозу обезболивающих. Вам, право, должно быть стыдно.