Я предложила пойти на компромисс и дать мне взглянуть хотя бы на одну – я же не могу покупать кота в мешке? А взглянув на одну, я решу, нужны мне все или нет.
– Но ведь и одна что-то стоит, – заметила Валентина.
«У, жадюга!»
– А водка и портвейн?
Валентина задумалась, потом опять стала что-то напряженно вспоминать и вдруг заявила, что Маринка сегодня с утра долго торговалась с этим Саввой. Поэтому мать и стала внимательно прислушиваться к разговору. Маринка хотела получить за бумаги пять тысяч долларов.
– Никакие бумаги не могут стоить пять тысяч долларов, – тут же заявила я, думая совсем по-другому: если это те, которые оставил Тимофей, то стоить они могут гораздо больше, но вслух добавила: – А я таких денег в руках не держала.
«Видела бы ты мою машину. А если сложить то, что сейчас на мне… Швейцарские часики, брюлики в ушах, цепочка с медальончиком…»
Как сказала Валентина, ее дочь стала читать Савве что-то из бумаг после того, как он – судя по Маринкиным репликам – заявил, что отдаст ей сразу же половину денег, а вторую половину – после того, как ознакомится с содержанием документов. Маринка и стала сама его знакомить. Чтобы все деньги получить сразу же. Пожалуй, это оказалось именно то, что хотел неизвестный Савва.
Но Маринку сегодня убили.
Матери позвонили и пригласили в морг. Милиции, к которой Валентина никогда ни особой любви, ни доверия не испытывала, она ничего не сказала про телефонный разговор дочери с Саввой, да и про ее визит сегодня утром тоже. Сообщила только, что дочь давно не живет у нее, а сожительствует в грехе с каким-то старпером, годящимся ей в деды, если не прадеды. Мать в морге разревелась: все-таки единственная дочь, сердобольные санитары плеснули спиртика, на том Валентину и оставили сегодня в покое, разрешив ехать домой.
Да и зачем говорить милиции про бумаги, если их можно так выгодно продать? Ведь милиция тогда заберет их бесплатно.
– Сколько готова заплатить? – посмотрела на меня Валентина, прищурившись.
Я знала, что в кошельке у меня из наличности лежат только «деревянные» полтинник и червонец, про кредитные карточки, как я подозревала, Валентина даже не слышала. Я без всякой боязни открыла кошелек и показала содержимое.
– Это все, что есть, – сказала я.
– Мало, – заявила Валентина. – Когда будет больше, приезжай.
– Для начала покажи бумаги, – спокойно сказала я. – И, кстати, ты уверена, что найдется еще кто-то, кто станет на них смотреть? Придется тебе их использовать в туалете, как ты и предполагала. Кому еще ты можешь их продать?
Валентина в очередной раз задумалась, потом заявила: