— Кто может лишить её этого права?
— Ману… — набожно начал гость.
— То есть комментарии и прибавления к нему браминов, — горячо перебил доктор.
— Признанные, принятые и утверждённые Советом Великих Братьев, — жёстко отрезал индус. — Как бы то ни было, чандала живёт в условиях, доступных не всякому брамину.
— Дальше? — выронил доктор.
— С этим можно было бы мириться, если бы чандала была развлечением, игрушкой брата, перед заслугами и знаниями которого бледнела бы эта маленькая слабость… Но это не так…
— Да, слава Богу, это не так, — вставил доктор, с презрением слушавший последние слова гостя.
— Возгласить Господу славу никогда не лишне, а для мудреца никогда не поздно! — возразил гость. — Но… быть может, брат позволит мне высказаться и не будет перебивать, как ученик, выскочивший на свет после шести недель низшего посвящения?
— Позволю… в том случае, если ты без обиняков скажешь, что тебе нужно? — сухо ответил доктор.
— Стхула-шарира[11] чандала! — медленно отчеканивая слова, сказал индус.
— Для какой цели? — спросил доктор, видимо стараясь сдержать невольно волнение.
— Для того, чтобы освободить скованную им и линга-шарира[12] божественную сущность и приобщить её к нирване.[13]
— Повторяю, зачем?
— Затем, чтобы обречённая на смерть, на вырождение, кровь уцелевшего отпрыска отжившей расы не тормозила здесь, на земле, развитие и путь нашей расы.
— Но ты же знаешь, что наша раса не закончит развития человечества? Ты знаешь, что мы, сыны пятой расы, должны будем также уступить расе шестой, а ей на смену придёт седьмая, которой суждено завершить род человека.
— Что ж из этого?.. Когда я увижу первого представителя шестой расы, я так же буду заботиться о расчистке ему пути от остатков нашей расы.
— Но себя ты оставишь в покое? — с горечью перебил доктор.
— Двиджас[14] не боится времени и смерти. Ты знаешь не хуже меня, хотя и потерял сам этот дар.
— Ну, это покажет время! — возразил доктор. — Брат, — голос его зазвучал звуками неподдельного чувства. — Брат, не руководит ли тобой величайший враг человека — гордость?.. Не говорит ли в тебе инстинктивная вражда арийца к парии? Брат, девушка, про которую ты говоришь, чандала телом, но духом она не уступит сакки-нанака…[15] Я, понимаешь, я должен думать прежде, чем ответить на вопросы, которые она иногда задаёт.
— Духовное совершенство останется при ней и за гробом, а ум её… Тем хуже для неё. Сакки-нанака стремится стать гуру-нанаки.[16] А гуру-чандала лишний тормоз в борьбе с отжившей расой и её отбросами. Кто может поручиться, что гуру-чандала, вооружённый знанием, не соберёт вокруг себя развеянных по всему миру чандала всех племён, чтобы поднять знамя борьбы с господствующей расой, обратив против неё не только «Гупта-Виддья», но и собственное её оружие — цивилизацию? Подумал ли брат-европеец о последствиях своего поступка, когда десять лет тому назад отказался подчиниться распоряжению старшего брата, которому стоило лишь захотеть, и… Ты сам знаешь, что могло бы произойти.