— Будем надеяться, до этого не дойдёт, — говорю я. — Потому что, потеряв месячную выработку рудника, горожане забудут даже о том, что только это и спасло им жизнь.
— А какой привлекательный вариант, — бормочет Эл. — Жаль только, неосуществимый.
— Удачи вам, шериф, — говорит Локвуд. — . Полагаю, вам она понадобится вся, без остатка.
— Да, пожалуй, — соглашаюсь я.
Надеюсь, под шляпой не видно, как дрожит моё ухо. Шерифу не пристало казаться трусом, когда он отправляется на самую крупную перестрелку десятилетия.
— Эл, — говорю я. — Ещё одно. Тебе придётся отправиться в город с преподобным. Не думаю, что шахтёры согласятся доверить ему ведьмин камень без твоего авторитета. И потом — ты единственный, кто сможет организовать сопротивление, если я не справлюсь, и дело дойдёт до подрыва проклятой зелени.
— Твою мать, длинноухий! — говорит Эл. — Да чтоб тебя конь поимел!
— А придётся, — вздыхаю я. — Ты же всё понимаешь…
— Понимаю, — угрюмо соглашается гном и разворачивается, уводя за собой преподобного.
Честно говоря, я не знаю, что тяжелее. Остановить зеленокожих, или же объяснить шахтёрам, что ради своих жизней они должны расстаться со своими кошельками. Этой парочке предстоит тот ещё бой, и уже сейчас.
Нам, впрочем, ничуть не легче. Всё совсем как на древних свитках, которых в достатке осталось с прошлых эпох. Зелёный прилив, готовый захлестнуть немногих избранных, храбрые сердца, замершие в ожидании и прочая романтическая чушь. Почему никто ни в одной из этих летописей ни полслова не писал о том, как солнце печёт уши, а?
Бедные мои ушки. Сгорят. Как пить дать, сгорят. И подвиг этот останется совершенно незамеченным.
Орда приходит в движение. Над размалёванными во все цвета радуги всадниками дрожит зелёное марево. Настойка грибов на ведьмином камне. То, что позволяет ораве злобных и неутомимых кочевников стать единым организмом. Злобным и неутомимым. Движущимся прямиком в расставленную ловушку.
А затем всё идёт наперекосяк.
Оба холма, на которых мы разместили стрелков, оказываются под огнём. Орда, разделившись на три части, движется и на нас и на засады, так, словно знает, где они находятся.
Слышен захлёбывающийся треск гатлинга. Над ордой гремит боевой клич. Ужасающий полувой-полувизг, от которого кровь стынет в жилах. Любой Джонни-реб, доведись ему услышать подобное, обделался бы от страха. Хотя уж кто-кто, а конфедераты умели навести на врага страх боевым кличем.
Ловлю в прицел лицо несущегося на меня всадника и стреляю. Он падает. Повторить несколько сотен раз, и мы победили.