– Ты бес?
– Ты что, Хлопуша, с дуба рухнул? Это ж я, Уголек.
– Уголек? А я тебя не узнал. Привиделось с голодухи-то…
Общинник Уголек, парень еще не старый и добрый, засмеялся, достал что-то из-за пазухи и протянул Хлопуше.
– На-ка вот, держи.
– Чего это?
– Хлеб.
Хлопуша вперил в кусок хлеба голодный взгляд и через силу проговорил:
– Зачем это? Не надо. Это ж твой.
– Я уже наелся. Да я и вовсе без еды могу. А ты мужик здоровый, тебе без хлеба никак.
– Ну, не знаю… – продолжал колебаться Хлопуша. – Хорошо ли это?
– Да бери уже, чучело! – весело воскликнул Уголек. – В другой раз не предложу.
Хлопуша взял хлеб и быстро запихнул его в рот. Потом прислонился спиной к стене сруба, улыбнулся и блаженно выдохнул:
– Вот оно щастье-то… Не понимаю я, Уголек, как можно строить царство Божье на голодное брюхо? Даже Господь осыпал своих чад небесной манной и делил меж них рыбу, которой не было конца.
– Господь так же сказал, что мы должны быть умеренны в еде, – заметил Уголек.
– А может, он сказал это, не подумавши? Нет, я не спорю, но… – Хлопуша не докончил фразу, ему вдруг стало стыдно, что он забрал последний кусок хлеба у тощего Уголька. Он хотел сказать Угольку что-нибудь хорошее, но сразу ничего в голову не пришло, а пока Хлопуша думал, Уголек уже куда-то ушел.
Тогда Хлопуша вздохнул и закрыл глаза, намереваясь чуток подремать. Когда Хлопуше становилось особенно тяжело жить, он предпочитал спать.
Сон пришел почти сразу. Приснились Хлопуше жареные цыплята. Они порхали вокруг него, как бабочки, махая своими куцыми крылышками, и говорили ему звонкими, веселыми голосками:
– Съешь нас! Съешь нас! Съешь!
Но Хлопуша не мог гоняться за бабочками, потому что он был так толст, что не видел из-за пуза собственных ног. Тогда он просто раскрыл рот, и цыплята ринулись туда наперегонки, смеясь и расталкивая друг друга ароматными, обжаристыми до хрустящей корочки крылышками.
Когда Хлопуша проснулся, солнце уже перевалило через полдень. Рядом кто-то разговаривал. Хлопуша повернул взлохмаченную голову и увидел в пяти шагах от себя «смотрящего» Гвидона и парня Уголька.
– Гвидон, – спросил Уголек, – где Пастырь?
– Отлучился по своим делам, – ответил Гвидон. – А ты почему спрашиваешь? На что тебе Пастырь?
– Соскучился. Когда вижу его – мне легко и просто. А когда его нет, тоскую.
– Это потому, что ты мало молишься, Уголек. Молись больше, и все будет хорошо. Мы – избранники Божьи. Впереди у нас битва, и мы должны быть готовы к ней. Иди, занимайся своим делом.
Однако Уголек не двинулся с места. Несколько секунд он просто стоял, набычившись, потом сухим, трескучим голосом промолвил: