– Я больше не хочу никому подчиняться, Гвидон. И не хочу следовать за Пастырем. Боги моих отцов были добрее ко мне, чем Пастырь и его плачущий, распятый бог.
Лицо Гвидона вытянулось от изумления.
– Понимаешь ли ты, о чем говоришь, проклятый язычник? – гневно воскликнул он.
Уголек побагровел от волнения и раскрыл было рот, чтобы что-то ответить, да не успел. Воздух перед ним вдруг задрожал и стал стремительно сгущаться. Уголек вытаращил глаза и попятился – и правильно сделал, потому что на том месте, где он только что стоял, появился откуда ни возьмись сам белый чародей.
Появление Пастыря не осталось незамеченным общиной. Народ вокруг загалдел и стал стекаться со всего огромного подворья. Люди глядели на Пастыря с восторгом, страхом и почитанием.
Сам же он огляделся приветливым, добрым взглядом, кивнул одному, улыбнулся второму, подмигнул третьему, а затем повернулся к Гвидону и спросил:
– Об чем спорите, дети мои?
Лысый Гвидон опустил руки по швам и доложил:
– Этот парень, что зовется Угольком, только что сказал, что боги его отцов добрее Иисуса.
Пастырь посмотрел на Уголька. Тот стушевался под пристальным взглядом чародея, ссутулился и слегка покраснел.
– Ты правда это сказал? – уточнил Пастырь.
– Правда, – тихо ответил Уголек. – Я больше не хочу быть в твоей общине, Пастырь. Отпусти меня домой.
– Домой? – Чародей прищурил светлые глаза. – Но где он, твой дом?
Уголек хотел ответить, но тут вдруг Пастырь гаркнул:
– Геенна огненная – вот твой дом!
Этот внезапный окрик был столь страшен, что общинники, окружившие Пастыря, Гвидона и Уголька, побледнели от страха и едва не бросились врассыпную.
– Безбожник! – яростно проговорил Пастырь. – Как смел ты упрекать Господа?
Уголек испуганно сжался, но не пошел на попятную, а упрямо заявил:
– Это не мой бог. – Затем облизнул губы, поднял на Пастыря взгляд и севшим от волнения голосом добавил: – Да и бог ли он вообще?
Несколько секунд белый чародей молчал, пристально разглядывая Уголька, затем сжал кулаки и резко изрек:
– Я – воин Господа, его апостол! И я не позволю тебе разверзать твои поганые уста для поганых речей!
Пастырь устремил на Уголька сверкающий гневом взор и простер над его головой руку. Толпа общинников ахнула и попятилась при виде того, что стало происходить с богохульником Угольком.
Губы парня плотно сомкнулись и стали срастаться. Уголек силился открыть рот, но губы его, будто склеенные рыбьим клеем, смыкались снова. Прошло еще несколько мгновений, и рот парня исчез вовсе, а вместо него образовалось гладкое место.
Уголек стал царапать ногтями кожу там, где только что был рот. Глаза его наполнились ужасом и отчаянием.