- Забыл, с кем разговариваешь, Лешко? – и колдун улыбнулся. От такой улыбки мельник даже протрезвел:
- Ты чего, Витко? Да ей-богу… Чего ты? Пошутить уж нельзя, святая колбаса…
- Не божись, Лешко, - привычно промямлил патер Николаус. Мельник размял освобожденную кисть, с опаской глядя на колдуна:
- Экий ты, Витко… Уж и пошутить, в самом деле, нельзя, христовы гвозди… Пойду я, пожалуй.
Поднялся, заторопился прочь, часто оглядываясь. А колдун со священником сидеть остались. Колдун голову руками подпер, в стол глядя. А патер Николаус – он же добрый. Ему утешить человека надо:
- Брось, Витко, нет такого прегрешения, которое бы не отпустил отец наш небесный. Только покайся…
- Перед кем же каяться, святой отец?
- Ах, Витко, гордыня твоя станинская в геену огненную приведет тебя, прямо в адову пасть…
Поднял голову колдун, на патера тяжелым взглядом уставился:
- В ад, отец Николаус? Это ты верно сказал, только нет в вашем аду для меня теплого места, а свой ад я с собой ношу. Холодно там, отец Николаус, ох, как холодно…
Солнце уже за самый лес уползло, но припекает все равно, и Ката забралась в самую гущу ивняка, сидит, травинку жует. Недалеко тут неделю назад Петра зарыли, служку, которого Мечиславовы зарубили. Патер Николаус еще важный такой был, читал что-то нараспев… Только неправильно он читает, нет у него в голосе настоящей силы. Но правильно или нет, а Петр спокойно лежит, из-под земли не лезет, как некоторые…
- Хей-я! Сестренка!
Обернулась Ката – а Юркая Тень уже тут как тут, и Янка с ним. Оба чумазые, рты до ушей:
- Угадай, где мы были!
- На Пасеках?
- Ну-у, сестренка…
- Да рассказывайте уж!
- А мы к Диким забрались!
- И что?
- А в нас молнией шарахнули! – довольно сообщил Янка.
- И что, попали?
- Куда им, стареньким, - Юркая Тень рукой махнул. – Убегать вот долго пришлось – они, Дикие, теперь шуток не понимают. Кстати о шутках: а где это наш воин небесный запропал?
- Опять его не пускают…
- Ладно, так и быть, слетаю поглядеть, как он там. Авось, вытащу, - Юркая Тень – он такой. Ни минуты на месте не сидит. Вот и сейчас – только что тут был, и пропал… А Янка напротив Каты на землю уселся – прямо как живой:
- А там, у Диких, интересного столько…
Но Ката – она и сама знает, сколько у Диких интересного, поэтому она на Янку посмотрела внимательно:
- Слушай, а ты на меня не сердишься? Ну, что я тогда…
Янка, похоже, смутился даже:
- Ты чего это вдруг?
- Нет, не сердишься?
- Да не сержусь я! Я ж тогда понял, что ты делать будешь… А потом кто приходил?
- Потом? – Ката о тех, о мужчине в волчьей шкуре и женщине в венке, даже Янке рассказывать не захотела, произнесла невпопад: