Он протянул руку Мэтью, и юноша принял ее. Они сидели молча, а за окном ночная птица пела о радости, вырванной у отчаяния, о новом начале, пребывающем в каждом конце.
Небо стало уже светлеть, когда тело магистрата застыло после часа последних страданий.
— Он уходит, — сказал доктор Шилдс, и лампа отразилась двумя точками в стеклах его очков.
Бидвелл стоял в ногах кровати, Уинстон в дверях. Мэтью так и сидел, держа руку Вудворда, склонив голову к лежащей у него на коленях Библии.
В этом последнем этапе путешествия речь магистрата стала едва разборчивой, когда он еще мог говорить вопреки боли. Обычно слышались только мучительные стоны, когда персть земная превращалась во что-то другое. Но теперь, в повисшем молчании, умирающий будто хотел вытянуть собственное тело к какому-то неведомому входу, и засияли золотые полосы камзола, надетого на него. Голова прижалась к подушке, и магистрат произнес три отчетливо различимых слова.
— Почему? Почему? — прошептал он, второй раз тише, чем в первый.
И последнее, едва слышное, почти облачко дыхания:
— Почему?
Великий вопрос, подумал Мэтью. Последний вопрос, вопрос исследователя, которому не суждено вернуться и поделиться знаниями о новом мире.
Тело магистрата достигло вершины напряжения… застыло… застыло… и потом наконец Мэтью увидел, что ответ дан.
И понят.
Тихий, почти неощутимый выдох. Вздох нашедшего покой.
Пустая оболочка Вудворда затихла, рука разжалась.
Ночь кончилась.
Не успел Мэтью постучать в дверь кабинета, как Бидвелл ответил:
— Входите!
Мэтью открыл дверь и увидел Бидвелла за его массивным столом черного дерева, а перед ним на стуле сидел Уинстон. Ставни были открыты утреннему солнцу и теплому ветерку.
— Миссис Неттльз сказала, что вы хотите меня видеть.
— Совершенно верно. Войди, пожалуйста! Возьми стул.
Он показал на другой стул в комнате. Мэтью сел, заметив пустое место на стене, где висела карта Флориды.
— Мы тут проводим учет с Эдуардом, — сказал Бидвелл. Он был одет в пунцовый костюм с кружевной рубашкой, но на нем не было его любимого роскошного парика. На столе стоял прямоугольный деревянный ящичек примерно девять дюймов на семь. — Я пытался тебя найти. Выходил пройтись?
— Да. Пройтись и подумать.
— Что ж, денек для этого приятный. — Бидвелл сложил руки на столе и взглянул на Мэтью с выражением подлинной заботы. — Ты как, в порядке?
— Да. Или… скоро буду.
— Это хорошо. Ты человек молодой, сильный и выносливый. И, должен сказать, один из самых крепких людей, каких мне приходилось видеть. Как твои раны?
— Ребра еще болят, но это терпимо. Рука… боюсь, кончилась. Доктор Шилдс говорит, что еще может вернуться чувствительность, но исход неясен. — Мэтью пожал одним плечом. — Он говорит, что знает в Новом Йорке доктора, который творит чудеса с помощью новых методов хирургии, так что… как знать?