— Да.
— Может быть, — согласилась Злата. — Но Совет Благословенных, папа… Дочь священника, которая рожает без венчания… Тебя и так считают отрицателем святых заветов, постоянно твердят, что ты нарушаешь каноны веры. А из-за меня…
— Да пошёл этот Совет… — презрительно фыркнул преподобный Григорий. — Я стал слугой матери-всего-сущего потому, что это было угодно ей, а не кучке старых властолюбцев, у которых за обилием ранговых татуировок не видно знака богини. Даже если приказом Совета меня лишат звания преподобного, слугой великой матери я останусь.
Злата вздохнула. Для священника отец всегда был слишком своеволен, на грани отлучения ходит ещё с первого курса семинарии. Нарушением канонов больше, нарушением меньше — ему действительно уже давным-давно всё равно.
— Но посёлок, папа. Злые языки, косые взгляды… Я боюсь.
— Девочка моя, — Григорий обнял дочь, осторожно положил руку на живот. — Ты собираешься сделать миру самый величайший дар, который только может быть — новую жизнь. Тебе ли бояться какой-то глупой тётки Жозефины и выжившего из ума деда Филимона? Ты должна гордиться собой, девочка, ведь ты делаешь мир богаче на целую жизнь. Ты даришь это дитя миру, а он гораздо больше нашей деревни, и люди в нём живут разные. Кроме Филимона и Жозефины в мире есть те, для кого твое дитя будет счастьем и благословением. Так не лишай их своего дара. Ты рожаешь дитя для мира, Злата, для собственной радости и гордости, а не для соседей.
Девушка неуверенно кивнула. Отец мягко улыбнулся:
— Ну так какое тебе дело до соседских пересудов?
— Никакого, — ответила Злата. Но без особой уверенности.
— Тогда надевай самое красивое платье, — сказал отец, — и пойдём к столяру заказывать кроватку для ребёнка. И начинай придумывать имя. Ты уже знаешь, кто это будет — сын, дочь?
— Это будет сын, папа. И я назову его Авдеем.
— Имя хорошее, — одобрил преподобный. — А сейчас иди наряжайся.
Злата кивнула и выплеснула в раковину «полулунное зелье». Отец умел убеждать, не зря он считался лучшим проповедником таниарской церкви.
…Неизменно нарядная, словно для святого праздника, Злата ходила по запылённым поселковым улицам с величием императрицы, уверенно и гордо несла живот, в котором зрела новая жизнь. Перед такой гордостью опускались насмешливые взгляды, умолкали ядовитые язычки.
А через два года после рождения Авдея приехал Михаил.
— Арест был внезапным, я не успел дать тебе весточку. А переписка политзекам запрещена.
— Ты напрасно приехал в Гирреан. Это скверная земля для отлучённого жадарма.
— Это земля, по которой ходишь ты, — ответил Михаил. — А значит — самая прекрасная в Иалумете.