– Правильно! Но надо ли делать дурную работу? Дурную не только потому, что ее уже кто-то сделал, но и потому, что при этом бессмысленно уничтожаются животные? А цель-то одна: научные степени, звания, должности, и деньги, деньги, повышение окладов, и все за счет бедной матушки природы… И при этом демагогия, что, мол, все делается для нее же, природы… Лицемерие! Финансируются только те исследования, которые обещают экономический эффект, а те, которые предупреждают об уроне природе – не финансируются. Одно слово – оползень… – похоже, профессор основательно зациклился на этом понятии. Он натянул на голову капюшон, сказал спокойнее: – Давай спать. Наломались сегодня…
Пришли аспиранты, повозились, шурша травой. Наконец угомонились. Олег, приткнувшись рядом с Павлом, проговорил лицемерно:
– Хорошо с тобой. Тепло излучаешь, как печка, да и другой аспект есть; пока такую тушу медведь жрать будет, на меня уж и аппетита не останется.
Павел буркнул:
– Нет тут медведей… – и постарался заснуть.
Утром, как ни странно, на закидушки попалось шесть штук налимов. Пока они жарились, Павел сбегал на приречную террасу, накопал Марьина корня. И у них получился роскошный завтрак. Потом они столкнули плот в воду и с комфортом поплыли вниз по течению. Они старались не думать, что ниже по течению их ждал другой перекат, который они благополучно миновали на пути сюда.
В полдень они пристали к берегу. Павел в два счета заколол трех крупных налимов. Потом он пошел драть кору для туеска и наткнулся на целую поляну, заросшую борщевиком. Он позвал товарищей, и после налимов получился великолепный десерт. За полчаса они срезали и съели все цветоносы. Оставили только парочку, на развод.
Потом плыли дальше. Батышев сидел на корме, спустив ноги в воду, и неподвижным взглядом смотрел в никуда. О чем он думал, какие видения проплывали в его мозгу, Павел и представить не мог. Олег лежал ничком на носу плота и смотрел в воду. Михаил забрасывал удочку то с одного края плота, то с другого. От того, что он то и дело переходил с одного края на другой, плот кренился, профессор вздрагивал, но неотвязную думу свою оставить не мог.
Павел сидел посередине плота, на перекладине, и шил из бересты туес. От съеденного борщевика его мучила икота и пахучая, резкая отрыжка.
Мишка положил, наконец, удочку, раздраженно проворчал:
– Похоже, в этой речке окончательно все передохло…
– А что ты ел за обедом? – резонно возразил Павел.
Он закончил туес, поглядел его на солнце, и искательно предложил:
– Арнольд Осипович, а не причалить ли нам к берегу? Ушицы сварим…