Ее больше не будет волновать, являются ли ему призраки. Она оставила его, и пусть он сам справляется со своими демонами. Но похоже, она создала своих собственных демонов. Они оккупировали деревянное изголовье ее кровати и туалетный столик — эти крошечные чертенята — и, глядя на нее, укоризненно качают головами.
Он снился ей каждую ночь. Маршалл, смеющийся с таким самозабвением, что просто очаровал ее. Маршалл, скачущий сквозь туман на своем огромном вороном коне. Маршалл, поглощенный разгадкой иероглифов. Маршалл — Дьявол из Эмброуза. Как ужасно, что он оправдывает прозвище, которым его наградило светское общество.
Дни шли за днями, и всякий раз, просыпаясь на рассвете, она в то же мгновение понимала, что она снова в Эдинбурге, в своей пустой кровати. Она не протягивала руку, потому что знала, что Маршалла нет рядом.
Может быть, он все же когда-нибудь приедет. Может, именно сегодня он соберется приехать в Эдинбург, чтобы спасти ее от ошибки, которую она совершила по собственной глупости.
Она не хотела, чтобы ее жизнь была похожа на жизнь его матери. Но то, что она получила, было гораздо хуже.
Нельзя найти спасение в улыбке женщины. Прикосновение Давины не принесет ему прощения. Все же она была его талисманом хоть какое-то время. Каким-то образом — почти чудом — ей удавалось вернуть ему рассудок.
Возможно, он был настолько заворожен ее умом и присущим только ей невыразимым очарованием, что почти не уделял времени мыслям о себе.
Неужели он ее вообразил? Неужели она была лишь в его мечтах? Нет. Несколько благословенных недель она была его женой. Но он не провел с ней и месяца, не так ли? Его время было поделено поровну между Египтом и безумием, а ей достались лишь какие-то крохи его внимания.
Какая женщина станет терпеть такое поведение? Конечно же, не такая умная, любознательная и решительная.
У нее были самые что ни на есть странные привычки. Она начинала быстро моргать, когда чего-то не понимала. В то же время у нее был такой вид, будто она сердится на себя за то, что не понимает. Она сжимала кулаками юбку, а потом ладонью разглаживала ее.
Она уехала из Эмброуза и даже не оглянулась.
Маршалл отпил еще глоток вина и сказал себе, что время сгладит боль от ее отъезда. Скоро он уже не сможет вспомнить ее лицо или удивительный цвет ее глаз. Через несколько недель настанет время, когда все это сначала медленно, а потом полностью сотрется в его памяти. И она останется лишь воспоминанием. И какой же тогда будет его жизнь? Вернется ли он к тому предсказуемому распорядку жизни, каким он был до свадьбы? Или наступит день, когда он просто больше не сможет выносить свое одиночество? Когда не останется ничего, кроме сожаления, раскаяния и горечи гнева?