Он не знал, куда его собираются везти. Со времен Китая его еще никто не заставлял делать чего-либо против его воли. Неожиданно — словно это было напоминанием — напротив него в карете оказался Питер. Рядом с ним был Мэтью.
Ладонь левой руки Маршалла вдруг начала дергаться, и ему захотелось, чтобы боль стала невыносимой — заслуженное наказание за их смерть.
Он прислонился затылком к спинке сиденья и в какой-то момент — это, должно быть, была вспышка сознания — он понял, что перед ним не Питер и Мэтью, а двое дюжих молодцов с угрюмыми лицами, совсем недавно заталкивавших его в карету. У одного через все лицо проходил шрам, другой почему-то прикрывал ладонью нос. Они, наверное, удивлялись, как они здесь оказались и почему хозяин Эмброуза граф Лорн связан по рукам и ногам, словно рождественский гусь.
Если бы Маршалл мог говорить, он сказал бы им, что не держит на них зла за их действия. Они, в конце концов, представления не имели, каким ужасом было для него заключение в тюрьму…
Карету сильно трясло, и он почувствовал, что его начинает подташнивать. А может, это от того, что он уже несколько дней ничего не ел. Когда это было в последний раз? Это была единственная здравая мысль перед тем, как карета остановилась и его из нее извлекли.
Перед ним было здание, которого он никогда прежде не видел, но дальше его мысль оборвалась, и он потерял сознание. Спустя мгновение он очнулся и почувствовал, что его ведут — скорее, волокут — внутрь этого здания.
Странные, гулкие голоса окружали его, пока его поднимали по нескольким лестницам. Он услышал слово «Эмброуз», а потом кто-то к нему обратился, но вопрос затерялся где-то в глубине сознания.
Его положили на кровать и оставили одного. Кругом была тишина. Единственным звуком, который он услышал, был скрип ключа, поворачиваемого в замке. Значит, он опять стал заключенным.
«Боже милосердный, дай мне умереть».
На мгновение ему удалось воскресить в памяти образ Давины. Она стояла рядом и, склонившись над ним, нежно гладила его лоб. Он любил ее. Любил всей душой и всем сердцем.
Потом все озарилось голубым и белым светом, затем превратилось в окрашенный фиолетовыми оттенками туман. А потом не стало ничего.
Прошло бесконечно долгое время, пока они добрались до Эмброуза. Поездка оказалась более длительной, чем три недели назад, когда она уезжала в Эдинбург.
Давина вышла из кареты еще до того, как ей помог лакей, взбежала по ступеням парадного входа в Эмброуз, одним махом преодолела ступени лестницы, промчалась по коридору и остановилась перед апартаментами Маршалла.