Никто, конечно, не может знать наверняка, что именно происходило на верхних этажах партийно-кагебешной власти, но я, изучая свое дело и вспоминая все, что предшествовало моему аресту, представлял себе ситуацию примерно так.
После совещания в Хельсинки вопрос о правах человека неожиданно для СССР оказался центральным в международных отношениях. В Советском Союзе была создана Хельсинкская группа, в США - комиссия Конгресса и Сената при участии администрации. Протесты евреев стали энергичнее, связь с Западом -тесной как никогда. Демонстрации, проведение семинара по еврейской культуре в семьдесят шестом году были открыто поддержаны ведущими политическими деятелями Америки. Впервые в истории избирательных кампаний США проблема соблюдения Советами своих обязательств стала играть такую заметную роль. Одним из первых шагов нового американского президента Картера был обмен письмами с Сахаровым. Мне уже не приходилось ломать голову над тем, как привлечь внимание Запада к заявлениям евреев-отказников или членов Хельсинкской группы, - корреспонденты буквально рвали их у меня из рук. В это время, видимо, наверху и было принято решение контратаковать. Началась новая волна репрессий против диссидентов, активистов национальных и религиозных движений. Еврейское движение выделялось среди других и по своим масштабам, и по степени влияния на международную политику. А потому и удар по нему решили нанести посильнее: не как по "антисоветчикам", а как по изменникам Родины, благо широким массам определение "евреи - изменники" слуха, прямо скажем, не режет. Когда сверху поступила соответствующая команда, КГБ пришлось разработать не самый выгодный, но зато максимально быстрый вариант операции, пожертвовав при этом ценным агентом и латая дыры на ходу.
Впрочем, мое удивление тому, что КГБ ничего не подложил мне, когда я жил в одной комнате с Липавским, оказалось несколько преждевременным. В самые последние дни знакомства с делом, работая над пятьдесят первым томом, я обнаружил акт экспертизы копировальной бумаги, "найденной" в моих вещах. Из него следовало, что перечень мест работы отказников, который принес в КГБ Захаров, был отпечатан под эту копирку! Очередная липа - хотя бы только потому, что все мои бумаги, прежде чем я перевез их на квартиру, снятую Липавским, были тщательнейшим образом распотрошены в январе во время обыска, и потому документ, относящийся к осени прошлого года, даже случайно не мог туда затесаться!
Показания Липавского о том, что я занимался списками отказников, были подкреплены не только подброшенной мне копиркой. С удивлением прочел я свидетельство Ирины Мусихиной, которая в течение почти года была моей соседкой по маленькой коммунальной квартире. Ира приехала в Москву откуда-то с севера и работала медсестрой. Иногда мы с ней встречались на кухне, вежливо здоровались; бывало, она занимала у меня пятерку до зарплаты, случалось и наоборот; то она угощала меня домашним печеньем, то я ее -израильскими бульонными кубиками. Зачастую я возвращался очень поздно и не мог открыть дверь: Ира считала замок ненадежным и завела в придачу к нему еще и засов. Мне приходилось будить ее звонками, я смущался, извинялся, обещал поставить новый замок, но все время забывал об этом. Вот, собственно, и все наши отношения.