- Там вы их получите.
Отдаю папку. Меня тщательно обыскивают, забирают еду и все, что есть в карманах. В зале суда мне действительно все отдадут, а выпотрошили меня в тюрьме для того, чтобы я по дороге что-нибудь не выкинул. В маленьком тюремном воронке меня запирают в "стакан" - железный шкаф, где нельзя ни повернуться, ни встать.
Со мной едут Минаев, два прапорщика и начальница медчасти. Начальник тюрьмы тоже будет в зале, но он едет на своей персональной "Волге". Я читаю при себя свою молитву снова и снова: в воронке, входя в помещение суда и успевая лишь на миг взглянуть на яркое солнце и не менее яркую зелень, в спецкамере для подсудимых, поднимаясь на второй этаж в зал суда в сопровождении тюремной свиты.
Все мне кажется каким-то ненастоящим, бутафорским: и шеренги кагебешников в штатском, и спешащие занять свои места посетители со спецпропусками, и открытый для гостей временный буфет с черной икрой и другими дефицитными продуктами. Я быстро дотрагиваюсь до рукоятки минаевского пистолета и насмешливо спрашиваю:
- Небось игрушечный?
Капитан резко отпрыгивает, перехватывает мою руку и рявкает:
- Отставить шутки!
Нет, все вокруг всамделишное. Однако ощутить самого себя частью реальности мне не удается. Напрасно пытаюсь я взять себя в руки с помощью молитвы - мысли мечутся: что сейчас будет? Кого я увижу? Что скажу? - и ни на одной из них я не могу сосредоточиться.
Чем ближе зал суда, тем больше я волнуюсь; все вопросы выветрились из головы, в ней бьется, как заклятие, одна лишь фраза: "Сейчас я увижу маму".
Я ускоряю шаг и оказываюсь в зале. У самого входа - скамья подсудимых, меня сажают на нее между двумя старшинами.
Зал полон. Я чувствую на себе взгляды множества людей, сразу же ощущаю враждебность толпы, но не в состоянии пока различать отдельные лица. Давно я не видел столько людей вместе. Какое-то шестое чувство подсказывает мне, что среди них нет ни мамы, ни брата, ни друзей. Разочарование отдается острой болью в сердце.
Поворачиваю голову налево. Кресло судьи пока пустует. Прямо передо мной, по другую сторону судейского стола, - столик обвинения. Справа от места судьи, недалеко от меня, - адвокат Дубровская. Это еще одна неприятная новость: стало быть, КГБ все же решил "защищать" меня своими силами? Сильва Абрамовна приветливо улыбается мне, говорит что-то ободряющее, но я демонстративно отворачиваюсь. Несмотря на перенесенное только что разочарование - а может, именно благодаря ему, - я быстро прихожу в себя. Ненавидящие глаза справа, обвинитель напротив, подобранная охранкой "защитница" слева, чекисты, плотно сжавшие меня плечами с двух сторон - все это отрезвляет. Картина, которую я вижу перед собой, глядя в зал, обретает резкость: толпа распадается на отдельных индивидуумов, во взглядах которых я могу теперь прочесть не только враждебность, но и откровенное любопытство. В первых двух рядах сидят люди в одежде явно импортного происхождения - скорее всего, сотрудники КГБ и особо доверенные корреспонденты АПН, "Правды" и "Известий". Дальше - публика попроще. Из рассказов о других политических судах я знаю, как набирают таких людей: на ближайшем заводе или фабрике раздают спецпропуска проверенным товарищам из числа партийных и комсомольских активистов, а те довольны: и на работу не надо идти, и дефицитные продукты питания в буфете купить можно.