- Я не хочу отвечать на этот вопрос, - еле слышно говорит Гаськова.
Последний вопрос жесток, но я вынужден его задать: ведь нас обвинили в том, что мы против желания семьи превратили похороны Давидовича в политическую демонстрацию. Поколебавшись, а все же спрашиваю:
- Помните ли вы, с какой речью выступила ваша мать на похоронах отца?
Уже только по слабому движению губ ее можно прочесть: "Я не хочу отвечать", - и тут судья полным страдания голосом выкрикивает:
- Ну зачем вы задаете такие вопросы?!
Власть, столько лет мучившая Давидовича, поставившая условием возвращения Гаськовой в СССР подписание показаний, которые у нее не хватает решимости повторить, использующая их для обвинения меня в государственной измене, возмущена моим бессердечием!.. Это, конечно, вершина цинизма. Тем не менее я еще долго испытываю неловкость оттого, что был вынужден задать несчастной Софье все эти вопросы. Не знаю, что чувствуют в эти минуты судьи и прокурор кроме, естественно, досады: почему не вызвали ее на закрытое заседание, но в окончательном тексте приговора ссылки на показания Гаськовой нет.
Последней свидетельствует Ирина Мусихина - соседка Лиды Ворониной по квартире, показавшая на следствии, что я с помощью Лиды составлял списки отказников и передавал их Тоту. Казалось бы, уж ее-то надо было вызвать на закрытое заседание, но, видно, до смерти хотелось КГБ порадовать прессу подробностями моей личной жизни, вытянутыми из Мусихиной: неопрятен в быту, получал какие-то вещи из-за границы, ездил с Тотом и Ворониной на пляж, о чем свидетельствовали фотографии, на которые соседка постоянно натыкалась то в кухне, то в ванной...
Ира - крупная блондинка лет двадцати пяти, покрытая матовым загаром, приобретенным, похоже, совсем недавно, должно быть, на курорте, робко занимает свидетельское место, осматривается и застенчиво, жалко улыбается мне. Судья предлагает ей дать показания.
- Я ничего о преступлениях Щаранского не знаю, - быстро отвечает она.
- Минуточку! - говорит судья. - Но вот же передо мной протокол вашего допроса на следствии...
- Это было давно. Сейчас я уже не помню. Задайте вопрос, а так мне трудно.
Я ожидаю, что судья, как и в случае с Гаськовой, начнет читать вслух ее прошлые показания, но этого не происходит - видимо, скумекал сам или кто-то объяснил ему в записке, что на открытом суде так делать не годится: свидетели должны давать показания добровольно.
- Ну хорошо, - говорит он. - Вы долго жили с Щаранским в одной квартире. Что можете сказать о нем?
- Это был очень хороший сосед, интеллигентный, тихий, вежливый.