— Район «зондербехандлунг»,[87] — сказал Кранц. — Здесь содержится категория пленных НН.
— Категория «Нахт унд небель эрлас»,[88] — усмехнулся Кюмметц.
— Ого, — воскликнул Кранц, — вы и это знаете!
Кюмметц хмыкнул, иронически скривил губы.
— Все, что здесь творится, не такая уж большая тайна. В Германии знают об Аушвице и не обманываются в отношении того, что в нем происходит. Разве только не совсем точно представляют себе масштабы.
— Да, — задумчиво протянул Кранц, — такое не спрячешь…
Машину помощника коменданта лагеря знали. Ворота раскрылись, и она въехала в зону. Фиттерману пришлось тотчас же принять в сторону — навстречу двигалась большая колонна заключённых.
— Куда это их? — спросил Кюмметц.
— Работать.
— Ловко. — Директор взглянул на часы. — Скоро полдень, а они только отправляются. Вот тебе и особая зона. Да это курорт, а не лагерь.
— На работу их выгоняют с рассветом, — сквозь зубы процедил Кранц. — Сегодня задержались — пересчитывали стадо.
— Это так важно для категории НН? — В голосе Кюмметца звучала откровенная ирония.
Кранц промолчал. Он не забывал, что въедливый старик имеет бумагу от самого Гейнца Упица.
— Много их у вас? — спросил Кюмметц.
— Порядком. Раньше в Аушвице одновременно содержалось тысяч полтораста — двести, сейчас — почти четверть миллиона.[89]
Колонна приближалась. Фиттерман прижал машину к обочине, выключил мотор.
Аскер взволнованно разглядывал узников. Почти никто из советских пленных не имел обуви — ноги лагерников были замотаны в какое-то тряпьё. Лохмотья, заменявшие одежду, едва прикрывали тело. Люди находились в последней степени истощения. Вдобавок почти у каждого чернели многочисленные ссадины и кровоподтёки — на голове, на руках, на теле.
А пленные все шли. Большинство составляла молодёжь — вероятно, бывшие солдаты. Это чувствовалось ещё и по тому, как они стремились идти в ногу, держать строй. На стоявший в стороне автомобиль пленные старались не глядеть.
Один из сопровождавших колонну эсэсовцев отсалютовал Кранцу фашистским приветствием.
— Песню! — скомандовал он пленным, желая доставить удовольствие начальству. — Петь песню, вы, скоты!
Десятка полтора заключённых затянули:
Если весь мир будет лежать в развалинах,
К черту, нам на это наплевать.
Мы все равно будем маршировать дальше,
Потому что сегодня нам принадлежит Германия,
Запевалы, которых никто не поддержал, едва добрались до конца куплета и смолкли.
— Снова! — заорал конвоир. — Петь, черт вас побери!
Запевалы повторили куплет, но с тем же успехом. Колонна молчала. И тогда по головам и спинам узников запрыгали дубинки и стальные прутья охранников.