– Ты вот что, Кирюша, – сказал молодой князь, устраиваясь в извозчичьей бричке, – с расспросами ко мне не приставай, все равно больше ничего не скажу. И вообще, я сосну – притомился малость.
И действительно, как только бричка тронулась, сильный мерин с места взял размашистой рысью, Василий Святославович тут же заснул, крепко привалившись к плечу Любина.
А Кирилл был в чистом кителе студенческого покроя, при галстуке, который повязала сама матушка Клавдия Ивановна, – так она всегда делала, отправляя покойного мужа на важное совещание или в клуб преподавателей гимназий старших классов. Черная шинель была накинута на плечи. Всю дальнюю дорогу до Ораниенбаума Кирилл Любин был полон нетерпения, смешанного с чувством смятения и даже какого-то мистического страха. Не может быть! Чтобы «Золотая братина» оказалась реальностью? Не может такого быть… Дело в том, что Кирилл коллекционировал (это было его страстным увлечением) мифы, рожденные в годы царствования великой императрицы. Миф о сервизе «Золотая братина» графов Оболиных был в этой коллекции, пожалуй, самым невероятным и таинственным.
В Ораниенбаум приехали, когда уже смеркалось. Дорога шла мимо пустых заколоченных дач и вилл, ушедших в глубину облетающих садов. Северная осень царствовала в округе: все усыпано опавшими листьями, густо, пряно пахнет увяданием; тишина, безмолвие. Как будто все вымерло. Распогодилось, за сквозными деревьями и крышами угасала поздняя заря, растворив в сумерках лиловый свет. Непонятная тоска сжимает сердце. Или это печаль по невозвратному? Князь Василий проснулся, очевидно, как раз в нужный момент. Поежился, протяжно зевнув, зорко огляделся по сторонам.
– Так! – бодро заявил он. – Почти на месте. Еще, любезный, два перекрестка – и поворот направо. Кажется, четвертая или пятая вилла. Увидишь: на воротах фамильный герб графов Оболиных – лев держит в зубах голубя. И по краям ворот львы сидят.
И в это время пролетка обогнала высокого человека в дорогой, из тисненого плюша накидке, правда уже выцветшей и давно не чищенной.
– Ба! – радостно воскликнул Василий. – Знакомые все лица! Ну-ка, любезный, останови!
Извозчик натянул вожжи, мерин с запотевшими от дальней дороги боками неохотно остановился. А к пролетке подошел человек в накидке, пожилой, подтянутый, с нерусским продолговатым лицом: нос с горбинкой, глубокие глазницы, массивный подбородок, который пересекает поперечная волевая ложбинка; рыжие густые волосы патлами спадают на плечи.
– А я гляжу, – радостно заговорил князь Василий, – уж не Иван ли Карлович? Мать честная! Он! Мы потеснимся, садитесь, голубчик! Надо полагать, тоже к Алексею Григорьевичу?