Катлинский завод, 10 августа 1774 года
«Среди уральских взбунтовавшихся заводов, примкнувших к Емельке, этот – последний, и бой, надо полагать, последний – иссякла черная бунтарская сила взбесившихся мужиков». Так думал граф Петр Иванович Панин, командующий войсками подавления, стоя на пригорке в окружении офицеров и наблюдая из-под насупленных бровей, как под самыми стенами завода его молодцы добивают смутьянов.
Средь уцелевших пугачевцев – а их все меньше оставалось в окружении крутящихся бесами всадников в красных мундирах – особо выделялся могучий человек, совершенно седой, волосы под ленту на лбу собраны. Он крушил железной кувалдой налево и направо, а его старались прикрыть три парня, два – тоже богатырского сложения и третий – хрупкий, тонкий, но верткий, как юла. Падали вокруг них поверженные товарищи, да и драгуны с лошадей валились, стоны, крики, запаленное дыхание, храп лошадей, скрежет металла.
«Мастеровые, – определил граф Петр Иванович Панин. – Этих мои молодцы положат – и делу конец! Погляжу, как они их…» И в этот миг перед глазами графа явился всадник в белом плаще на белом коне, вставшем на дыбы и замершем перед Паниным. Одно сразу поразило, даже потрясло Петра Ивановича: не был конь взмылен, не дышал запаленно, не спадала с удил розовая пена – как всегда у лошади, остановленной уздой после долгого бега. Хотя явился белый вестник издалека – не было такого среди офицеров и воинов войска подавления. Молод, строен, с бледным картинным лицом, светлые волосы ниспадают на плечи.
– Граф! – прозвучал спокойный властный голос. – Мастеровых губить – грех перед Россией.
– Пошто так?… – очумело прошептал граф Панин.
– Искусники они великие. А искусство творящие – благо. – Ветер развевал волосы белого вестника, и увидел командующий войсками подавления знак под правым ухом незнакомца: крохотную коричневую бабочку. – Благо для страны, в коей им жизнь дана.
И буквально на глазах растаял белый вестник, вместе со своим конем обратившись в прозрачный силуэт. «Видение! – крестясь, подумал граф Панин. – Нельзя ослушаться…» И крикнул Петр Иванович зычным командирским голосом: