— За сим гляди, Федор Василич, — перебил дьяка великий князь, — людей для сего верных найди.
— Есть такие, государь, — продолжал Курицын. — После разорения турками Крыма многие фряжские купцы, как тобе ведомо, на Москву приехали.
Все они хотят прибытка друг перед другом, а наибольшая вражда и ревность у них меж венецианцами и генуэзцами. Вот яз и найду меж генуэзцев нужных нам людей…
— Льготы некие дадим им, — снова перебил дьяка великий князь. — Разумею замыслы твои. Твори, как мыслишь, а к совету нашему собери все, что сможешь. Ныне же о папе скажи, какие подарки ему надобны, на что у него задор?
— На все, государь, — усмехнувшись, молвил дьяк. — Фрязины прямо так и говорят: «Все любит, что цену добрую имеет, а наиболе всего самоцветные каменья, сребро и злато…»
Все засмеялись, а Марья Ярославна молвила:
— У него, у папы-то, губа не дура, а язык не лопата…
— И о Цареграде баяли? — улыбаясь, спросил Иван Васильевич. — И о турках? Что деять-то хотят?
— Просто у них все, государь, — шутливо ответил Курицын. — Фрязины хвастают так: «Оженим, мол, московского государя на грецкой царевне, а она его и заставит на турок идти…»
Великий государь насмешливо улыбнулся, хотел было сказать грубую колкость о «ночной кукушке», но удержался, встретившись с тревожным и враждебным взглядом сына.
«О мачехе мыслит», — опять подумал он, и ему стало досадно и горько.
Быстро встав из-за стола, он перекрестился и поклонился матери.
— Прости, матушка, — молвил он, — днесь зело притомился яз. Пойду к собе…
С казанской войны приходили разные вести. Московские полки били казанцев, но и татары местами христиан били, а земли друг друга опустошали взаимно.
— Так не может быть доле, — говорил Иван Васильевич. — Губим зря православных. Надо обмыслить все и так ударить, дабы сразу пришибить Ибрагима…
Великий князь торопился покончить дела с посольством папы и уже обдумывал новый, дополнительный поход на Казань. Он спешно вызвал из-под Казани к себе брата князя Юрия Васильевича на думу о войне, а заодно и на семейный совет, который назначен был им на десятое марта, в субботу на второй неделе великого поста.
Князь Юрий прибыл вовремя. Он сам спешил к брату, ибо многим недоволен был в ведении войны с татарами. Пуще всего не по нраву были ему разнобой и случайность действий воевод, не было в войске единого воинского управления. Братья часами беседовали с глазу на глаз, а Юрий даже чертил на бумаге, как и где ратные силы размещать…
Семейный совет отвлек их от военных совещаний. Утром десятого марта, после завтрака, собрались в трапезной государыни Марьи Ярославны сыновья ее с государем во главе, князья Патрикеевы, князья Ряполовские, бояре Плещеевы и другие представители от знатных родов. Ждали митрополита, и когда тот подъехал к красному крыльцу княжих хором, его встретил там князь Юрий Васильевич с боярами, а при входе в переднюю — сам государь и старая государыня.