В оптике, ориентированной на потребителя, в обусловленном видении, недостаток жизни кажется недостатком власти и самопотребления ради власти. Отсутствию реальной жизни предлагается в качестве паллиатива смерть в кредит. Мир, приговаривающий к бескровной смерти вынужден пропагандировать вкус к крови. Там, где правит болезнь выживания, желание жизни спонтанно хватается за оружие смерти: немотивированные убийства, садизм… Если страсть уничтожается, она возрождается в страсти к разрушению. Человек, если эти условия сохранятся, не переживёт эру выживания. Уже нынешнее отчаяние столь велико, что многие могут принять на свой счёт слова Антонена Арто: «На мне печать нависающей смерти, так что настоящая смерть не страшна мне».
Человек выживания — это человек наслаждения в тревоге, человек не достижений, расчленения. Куда пойдёт искать себя человек в этой бесконечной утрате себя, в которую его втягивает всё? Его странствия — это лабиринт лишённый центра, лабиринт полный лабиринтов. Он оказывается в мире эквивалентов. Убить себя? Для того, чтобы убить себя, надо чувствовать некое сопротивление, обладать ценностью, которую можно уничтожить. Если нет ничего, разрушительные действия сами по себе распадаются, разбивается на мелкие осколки. Нельзя ввергнуть пустоту в пустоту. «Если на меня упадёт камень и убьёт меня, это будет целесообразно», написал Кьеркегор. Я думаю, что сегодня не осталось никого, кто бы не чувствовал ужас этой мысли. Инерция убивает с наибольшей уверенностью, инерция людей дряхлеющих в восемнадцать лет, погружающихся каждый день на восемь часов в оскотинивающую работу, питающихся идеологиями. Под убогой мишурой зрелища, остались лишь измождённые люди, желающие, но боящиеся целесообразности Кьеркегора для того, чтобы никогда не желать того, чего они боятся, для того, чтобы не бояться больше того, чего они желают.
Параллельно, страсть к жизни кажется биологическим существованием, обратной стороной страсти к разрушению и саморазрушению. «Поскольку нам не удаётся упразднить ни одну из причин человеческого отчаяния, у нас не остаётся права пытаться упразднить средства, при помощи которых человек пытается избавиться от отчаяния». Факт в том, что человек располагает одновременно средствами упразднения причин отчаяния и силой, с помощью которой он может избавиться от них. У человека нет права игнорировать то, что господство обусловленности заставляет их привыкать к выживанию в одной сотой из возможностей их жизни. Слишком много единства в болезни выживания для того, чтобы наиболее компактная жизнь не объединила в свою очередь наибольшее количество людей в воле к жизни. Для того, чтобы отрицание отчаяния не стало построением новой жизни. Для того, чтобы экономика жизни не повлекла смерть экономики; по ту сторону выживания.