Но для человека, невесть за какие прегрешения наказанного наличием совести, любая радость вдруг может стать недосягаемой из-за какой-нибудь досадной мелочи. И хотя моя совесть очень редко давала знать о себе, именно теперь ей суждено было проснуться и поинтересоваться, вкусен ли будет хлеб, сладок ли сон, если я буду знать, что в это время мой спутник слоняется по улицам, голодный и замерзший, без возможности даже прилечь и вздремнуть часок другой. Я ведь прекрасно понимала, что сам он не рискнет проситься на ночлег, потому как кто впустит в калитку человека, при разговоре ни разу не показавшего глаза и прячущего лицо за волосами?
Я вздохнула, понимая, что о свежей краюхе хлеба и уютном уголке останется только мечтать, если я попрошу… Но оглянулась, нашла глазами в полумраке осеннего вечера фигуру Ярата и, снова умоляюще глядя на хозяина дома, сказала:
— Только я не одна, с братом.
Темнота добротного, просторного строения была наполнена запахом сухого сена и его едва слышным, но непрекращающимся шелестом. А еще теплом… Я легла, широко раскинув руки и ноги — неприлично, конечно, но кто меня видит? Где-то здесь, достаточно далеко, чтобы не мешать мне представлять, будто я одна, расположился Ярат. Слабый свет проникал сквозь щель у покосившейся двери, которая внезапно отворилась. Маленький мальчик с закрытым стеклянными пластинами светильником в руке появился на пороге.
— Возьмите, это мама вам велела дать, — мальчишка протянул завернутую в полотенце передачку мне, и я тут же ощутила восхитительный запах. Развернула полотенце, поблагодарила и заверила ребенка, что мы можем поесть без света. Довольный, что не придется возвращаться за светильником позже, мальчик ушел, а я еще некоторое время пыталась заново привыкнуть к отсутствию освещения, и, держа обеими руками теплый ароматный хлеб, дышала, дышала и не могла надышаться. Потом с сожалением разломала его напополам.
Утро следующего дня было очень подозрительным. Подозрительно солнечное, подозрительно сытное благодаря принесенному хозяйским сыном хлебу и молоку, подозрительно радостное… Радостное не для меня, а для Ярата, который отчего-то выглядел подозрительно довольным и даже улыбался. Не понимая причин подобного поведения, я смерила его холодным взглядом, на что он даже не обратил внимания.
Когда мы простились с хозяевами и вышли на дорогу, нам опять же подозрительно повезло. Сначала мы услышали позади скрипучий голос, фальшиво напевавший известную песенку, затем негромкий перестук копыт. Когда телега поравнялась с нами, кругленький мужичок перестал напевать и спросил: