— Я не мог рассказать.
— А зачем ты позволил мне тебя гладить? — моего возмущенного крика испугались птицы.
Ярат улыбнулся, потом помрачнел.
— А что, надо было руку откусить? Или как?
— Или как! Это было бы вполне в твоем духе! Вот и укусил бы в отместку…
— За что? — поинтересовался Ярат. Видно было, что ему действительно любопытно.
— За то, что мы своим смехом мешали твоим занятиям, например. Ты же из-за этого постоянно злился.
— Я злился?
— А кто еще? Как только Вилена с Итаном приходили, все время следил за нами, зыркал отовсюду, да так, что приходилось в моей комнате прятаться.
Ярат пожал плечами.
— Да, вы действительно играли слишком шумно. И мне ужасно хотелось пошуметь вместе с вами.
Может, кто-нибудь и поверил бы этому лукавому оборотню, но только не я.
— Ну да, как же!
— Да. А еще мне очень хотелось познакомиться с твоей сестрой.
Вилена… Красивая девочка с золотистыми волосами. Милая девушка, умная, трудолюбивая. Ей не выпало счастья, как мне, учиться в школе. Я не помогла, не позвала ее за собой, не уговорила Учителя… И после, когда люди императора взяли в заложники мою семью, не смогла, не успела…
— Не смей говорить о моей сестре!
Не знаю, что на меня нашло. Почему-то показалось, что, вспоминая о ней, этот почти ненавистный мне человек совершает святотатство.
Он обернулся, видимо удивленный внезапной вспышкой гнева. Но выражение его глаз вдруг изменилось, губы неприятно изогнулись.
— Почему? Вилена была очень красивая и, по-моему, добрая. Она мне действительно нравилась.
Этого я уже не могла вынести.
— Не смей! Не смей!
Мою занесенную для оплеухи руку он перехватил, оттолкнул, и тогда — это, кажется, уже вошло в привычку — я выхватила нож. До сих пор не могу понять — зачем. Ведь не собиралась пускать его в ход… кажется, не собиралась. Кончик лезвия остановился в нескольких пальцах от груди неподвижного противника, а я с удивлением смотрела в позеленевшие глаза Ярата, в которых вспыхивали и гасли синие звездочки. Мои руки задрожали, лезвие приблизилось и снова замерло, едва коснувшись ткани.
Глаза Ярата потухли. Один остался бирюзовым, только менее ярким, второй снова стал голубым.
— Ты не ударишь, — в его голосе прозвучало разочарование.
— Так ты… специально?
Я отступила на шаг, опустила руки. Он еще некоторое время молча и как-то безразлично смотрел на лезвие ножа, рукоять которого, украшенную знаком императора — свернувшейся змеей — все еще сжимали мои пальцы, потом отвернулся к реке.
— Ты действительно хотел, чтобы я тебя убила?
Это не укладывалось в голове.
— Да.
Захотелось ударить его больно-пребольно, лупить кулаками в спину, дергать за распущенные волосы, но я не смогла. Отчего-то казалось, что, стоит мне прикоснуться к нему — и произойдет что-то страшное. Непоправимое.