— Я пытаюсь уговорить Нэлию спеть, — сообщила Агнета всей честной компании. Щеки Нэли смущенно заалели.
— А правда, Нэли, спой! — поддержал просьбу Айлан. Ярат молчал. Почему-то мне казалось, что перспективой слушать пение сестры Айлана он смущен больше, чем сама девушка. Но в итоге Нэлия сдалась на уговоры, Фраен заиграл…
Если б у меня был такой голос, как у Нэли, я бы не стала отказываться, даже из скромности. Она пела негромко, словно все еще стесняясь, но так мелодично, чисто! Песня была грустной, про любовь… Я сейчас не припомню ни слов, ни сюжета, но, слушая Нэлию, хотелось то плакать, то улыбаться сквозь слезы. И почему-то вспомнилась сестра Вилена… Нет, ее история, так и не окончившаяся замужеством, не имела ничего общего с любовью, да и я сама никогда не испытывала тех чувств, о которых говорилось в песне, но мне стало нестерпимо жаль, что это нечто, называемое любовью, прошло стороной, не зацепив, не заставив обернуться ни разу за все мои двадцать лет. Двадцать… кто-то скажет, что это всего лишь самое начало жизни, расцвет юности, но я почему-то чувствовала себя старой. Казалось, что жизнь окончена, и что теперь впереди только месть, а после… возможно, что-то и будет после, но только не жизнь. И, наверное, не любовь.
Нэлия умолкла. Саймор, шумно вздохнув, словно отгоняя печальный осадок, оставленный песней, хлопнул в ладоши несколько раз. Нэли смущенно улыбнулась, и тогда Фраен заиграл снова, но на этот раз музыка была веселой, и к Нэли присоединилась Агнета.
Айлан слушал их пение с улыбкой, подперев рукой подбородок. Его профиль отчетливо выделялся на фоне окна, темные волосы мягкой волной накрывали спину… Красивый у Нэлии брат, действительно, как сказал Ярат, настоящий саоми.
Я вспомнила, что Ярат сидит рядом со мной, и обернулась. Облокотившись о столешницу, он опустил голову на скрещенные руки и смотрел туда, где сидели певуньи… смотрел на Нэлию. На губах — улыбка, но не обычная — та, которую не показывают, прячут ото всех, потому что человек с такой улыбкой беззащитен, а часто и смешон. В поблескивающих разноцветных глазах — мечта, и тоже из тех, о которых не рассказывают, разве только друзьям, самым лучшим, самым проверенным.
Кроме меня на него никто не смотрел, да и мне созерцание этого бесконечно счастливого лица не доставило удовольствия. Я отвернулась, подняла руки, спрятала лицо. Фраен играл, Нэли и Агнета пели, Саймор, Ярат и Айлан слушали. И всем было хорошо и уютно. А мне вдруг очень захотелось заплакать громко и навзрыд, чтобы песня смолкла на полуслове, на несыгранном аккорде, чтобы все стали спрашивать, что случилось, утешать, и кто-нибудь догадался погладить меня по голове, как ребенка…