— Атакуй, — шепнул Тёрм, и я почувствовала, как он осторожно, едва видимым движением отнял руку от моего плеча, давая тем самым свободу движения. Я прыгнула. Огромным скачком преодолев разделяющее с противником расстояние, ударила ближайшего остриём меча, метя в незащищенную бронёй шею. Но мой удар не достиг цели. Толстый, морщинистый солдат, назвать его тюремщиком не поворачивался язык, резко наклонился вправо, и я едва удержалась, чтобы не пролететь дальше, напарываясь на остриё его короткого валигримского меча. Мне повезло, я сумела остановиться. Отпрыгивая назад, я ожидала удара, но его не последовало. Нет, они не игрались со мной, как играется с пойманной мышью сытая кошка, нет, они прекрасно видели, что перед ними королевская воительница, лучшая из лучших и, отдавая себе отчёт в моей силе, ни в коей мере не хотели рисковать. И вместо того, чтобы сразу же атаковать, неспешно дожидались, когда фланги сомкнуться за моей спиной. На рухнувшего Тёрма они не обращали никакого внимания.
Итак, они ждали, но я-то не собиралась дожидаться собственной смерти. Нас учили многому, в том числе и как противостоять воинам легиона, а в том, что передо мной бывшие легионеры, можно было не сомневаться. Я уже не рассчитывала вырваться из этой схватки живой, но я привыкла бороться. Бросок к земле стал для них неожиданностью. Ближайший ко мне легионер рухнул, не удержавшись на подрубленных ногах, ещё одного удалось ударить по кисти, наполовину ее перерубив, но он даже не выпустил из руки меч. Не обращая внимания на хлеставшую из раны кровь, легионер переложил оружие в левую руку и с жесткой ухмылкой на лице первым шагнул вперёд, смыкая сжимающие меня тиски. Одновременный шаг десятка ног как удар набата, предвещающий мою гибель. Я снова попыталась ударить, но тщетно, ни одно моё движение не ускользало от их внимания. Меж тем они сами атаковали меня, одновременно и сразу с нескольких сторон.
Полдесятка молниеносных движений, и на моём теле появились неглубокие колотые раны, недостаточные, чтобы убить, но вполне достаточные, чтобы ослабить. Я почувствовала, как кровь горячими струями потекла по плечам, спине, запястьям, но заставила своё сознание не обращать на это внимания и, превратившись в безмолвную боевую машину, закрутилась как юла, защищаясь и нанося ответные удары, увы, урона почти не причиняющие и большей частью отбиваемые. Противники же атаковали беспрестанно. Казалось, всё моё тело пылает точечными ожогами. Я поняла, что ещё немного и не смогу стоять на ногах. Они почувствовали мою слабость и, подходя всё ближе и ближе, по-прежнему не обращали внимания на неподвижно сидевшего Тёрма, а зря. То ли его слабость была самого начала лишь хитроумной уловкой, то ли он и в самом деле не устоял на ногах, но нашёл в себе силы подняться, во всяком случае теперь Термарель без всяких угрызений совести, обрушился на наших противников со спины. Здоровенная палица засвистела в воздухе, сминая тяжелые шлемы и кроша черепа. Броневая защита, неуязвимая для меча легко сминалась от сильных ударов окованного железом дерева. И они дрогнули, нет, не побежали, не стали метаться в панике, кто куда, подставляясь под наши удары, а начали слажено отступать к дверям казармы, отбиваясь от наших ударов и время от времени делая не менее опасные выпады. Теперь их было всего трое, но это были самые сильные, самые опытные вояки, до поры до времени приберегавшие свои силы для решающего момента. Будь они чуть помоложе, я бы заранее запасла цветов на собственную могилку, а так им не хватило дыхания. Мы сбили оставшихся в живых легионеров с ног и крепко связали их же собственными поясами. Путь к желанным воротам преграждали лишь тела убитых и раненых, но увы и у нас уже совсем не оставалось времени — тюрьма гудела от рева восставших узников.