И вот старый и потерявший силы Уту направлялся к выскочке в попытке отбить у нее этого беспокойного и так тяжко ошибавшегося человека.
Уту шел по небу, в город Жестокосердной, грустно размышляя о том, как долго еще он сможет ходить по солнечным лучам. Дабы соблюсти вежливость, он спустился не в сами покои дворца, а во внутренний дворик.
Жестокосердная вышла подобная песчаному смерчу, равно готовая как рассыпаться безобидной пылью, так и удушить, содрав кожу.
Уту поклонился со всем почтением, на какое был способен, не переходя в раболепие. Богиня смягчилась.
– Какой редкий гость… Что же привело старого бога в мой скромный дом?
– О, прекраснейшая, – ответил Уту, думая что, Жестокосердная подобна красотой тигрице-людоеду, – в твой прекрасный дворец меня привела молва о твоей силе и мудрости.
Женщина польщено улыбнулась.
– Неужто древний бог солнца и справедливого суда признаёт силу и мудрость за женщиной, несравнимо моложе его? – ехидно поинтересовалась она.
– Я стар, но не глуп, – с достоинством ответил Уту.
Жестокосердная смягчилась окончательно и пригласила его в покои.
– Будь моим гостем, древний бог.
Когда они удобно расположились на подушках, Жестокосердная с вызовом произнесла
– Ты пришел из-за того мерзавца, царя-узурпатора, царя-разбойника. Что тебе в нем?
Уту задумался.
– Ты винишь тигра за то, что он тигр, а не слон, к примеру.
Богиня фыркнула, более чем когда-либо напоминая тигрицу.
– Ты же бог справедливого суда! Он убил собственную дочь, любимую женщину, и я уже не вспоминаю о дяде и кузене. Разве он не достоин кары?
– Достоин. И ты его караешь. Но я действительно бог справедливого суда, так что давай вспомним: его дядя превращал свои земли в пустыню, моря свой народ голодом, а его сын был неспособен править. Да, жестоко было убивать юношу. Но отправить его в изгнание было бы еще хуже, он не умел защищать себя и добывать пропитание – за стенами дворца его ждала участь раба или смерть. Убийство дочери он совершил в безумии. И не подскажешь ли ты мне, отчего оно его охватило?
Ответом был нарочито равнодушный взгляд в сторону, подтвердивший худшие опасения Уту. Богиня дерзко глянула на него.
– Тот отвар не нес ничего нового в себе, он лишь усиливал то, что есть. Я проявила то, что было в этом человеке, а не навязала свое.
– Он мог сдержаться, если бы не твой отвар.
В ответ, та лишь пожала плечами.
– Та девушка-наложница… Он был готов отдать ее, лишь бы она жила.
Жестокосердная вскочила во вспышке гнева и отошла к окну, успокаиваясь.
– Не говори ничего о ней, Уту, – богиня настолько забылась, что произнесла имя бога, давая ему силу. – Это самый мерзкий из его поступков. Удивляюсь тому, что она не пожелала смерти его и всех кто ему дорог. Как можно? Скажи, как можно? Они сломали ее, как игрушку! Как вещь! Мы друзья, мы не будем драться из-за вещи! Сломаем и забудем! И знаешь, они оба ее забыли. Черви! Недостойные видеть свет.