– В любом случае я не стала бы сидеть без работы! – высокомерно ответила она, – просто так совпало, что твое пинвичское предприятие дало объявление о подходящем для меня месте и предложило приемлемое жалованье, когда я в этом нуждалась.
По тому, как вдруг агрессивно выдвинулся подбородок Макса, она поняла, что ее высокомерный тон не пришелся ему по вкусу. Но, решив, что, наконец, преуспела, и он оставит неприятную для нее тему, Элин тут же обнаружила, что ошиблась. Хуже того, он понял подоплеку ее ответа и не собирался ее щадить.
– Похоже, тебе пришлось побороть в себе толботовскую гордыню, прежде чем подать заявление на мой пинвичский завод, – с вызовом предположил он. – Кажется, ты даже обвиняешь в чем-то меня?
Загнанная в угол, а вернее, оказавшись там по собственному почину, Элин выпрямилась, взглянула ему в лицо и, запинаясь, пустила в ход упомянутую непомерную гордыню.
– Конечно, мне пришлось поступиться самолюбием. Моя семья была удивлена, узнав, что я устраиваюсь на работу к сопернику и…
– К сопернику?..
Элин проигнорировала его искреннее или деланное изумление.
– …и в фирму, которая сыграла главную роль в разорении Пиллингеров! – сердито закончила она.
Но если Элин была настроена воинственно, то Макс оказался еще воинственнее и не собирался оставлять за ней последнее слово.
– Не говори чепухи, – отрезал он.
– Чепухи?.. – вскинулась она.
– В разорении Пиллингеров виноваты только сами Пиллингеры и законы рынка.
– Похоже, что с тобой законы рынка не так суровы, – съязвила она, вступаясь за любимого отчима. – А мы прекрасно управлялись, пока ты не вышел на сцену и не переманил наших лучших работников!
– Переманил! – в ярости повторил он. – Как ты могла заметить, я плачу приличную зарплату…
– Намекаете на то, что если мы платили бананами, то и остались с обезьянами? – взорвалась она. – Так позвольте напомнить вам, синьор Дзапелли, что мы обучили этих людей…
– И превратили в слишком хороших работников для вашего жалованья, – оборвал он. – Если вы не были достаточно предусмотрительны, чтобы связать их контрактом…
– Мы полагались на порядочность!
– И очень глупо! Первый закон…
Но Элин уже не слушала. Разъяренная его наглой самоуверенностью, она вскочила со стула и вылетела вон. Гнусная свинья! Как он смеет! Хитроумная свинья… острый язык и такой же острый нюх на конъюнктуру!
Вылетев из ресторана, Элин не собиралась возвращаться в машину и зашагала по дороге в противоположном направлении, кипя от злости. Надо было остаться… надо было доказать ему! Но она так возмутилась его высокомерием – Элин совершенно не приходило в голову, что собственное ее высокомерие не уступало Максову, – что была готова залепить ему пощечину.