«А не слопай тогда батя Рукавицына… — вдруг подвернулась дразнящая мысль, — кто знает… Может, я бы сидел там, а он бы стоял здесь… а?»
Октябрев освещал политический характер событий, давал советы. Революция требовала самоотверженности и беспощадного гнева к врагам.
Он поднялся и стиснул руку Ефима своей большой, сильной рукой.
— Кстати… возглавляет кулацкую группировку ваш отец, — сказал он, глядя прямо в Ефимовы глаза.
Ефим вздрогнул. Он почувствовал на себе испытующие взгляды. Военком Быстров значительно кашлянул и подмигнул уездному комиссару по продовольствию Долгих. Чекист Сафонов, усталый, не выспавшийся, быстро докуривал папиросу. Селитрин, стоя у печки, чуть — улыбнулся прищуренными глазами.
Ефиму казалось, что они видят его насквозь. Уходя, он поднял плечи, боясь окрика, отменяющего задание, и почти скатился с лестницы.
Отряд в боевом снаряжении уже разместился на двуколках. Фыркая спиртовой гарью, подкатил автомобиль (за отсутствием бензина, его заправляли денатуратом). В кузове машины чернел станковый пулемет, на который деловито опирался Костик. Шофер Найденов, с очками на кожаной фуражке, сидел за рулем в ожидании.
Ефим хотел спросить о чрезвычайной тройке, но махнул рукой и, вскочив в машину, приказал ехать.
Он ехал, полный смятения и тревоги… Косо забирая с окраины, на город опустился дождь, сосредоточенный и дружный. Автомобиль катился по звонким лужам. В глазах качалась дымная прозелень полей.
Далеко за городом Ефим увидел двух всадников, закутанных в мокрые парусиновые плащи. В одном из них он узнал Гагарина, начальника разоруженного гарнизона.
Другой из всадников сидел на лошади неловко, бочком. Поравнявшись, он высунулся из-под плаща и проводил Ефима беспокойным взглядом. Это был Клепиков.
Ефиму вдруг стало ясно, что Гагарин и Клепиков имеют непосредственное отношение к событиям в Жердевке. Он оглянулся. Клепиков и Гагарин скрывались в овраге. Теперь они ехали рядом, стремя в стремя, и о чем-то разговаривали.
— Давай газ! — крикнул Ефим шоферу, бледнея.
«Кстати… возглавляет кулацкую группировку ваш отец», — не выходили из головы слова Октябрева.
…Жизнь ставила его на проверку, словно часовщик — чувствительный и хрупкий механизм. От сегодняшнего дня зависело будущее.
«А, старый хрыч… Родитель! Юбочник бессовестный! Повис камнем на ногах… Нету ходу, нету жизни!»
Он окончательно понял, что именно отец губит его, губит на каждом шагу из-за своих личных соображений и расчетов. Так поступил он с женитьбой сына на Марфе, так поступает и сейчас… Но Ефим не собирался служить Бритяку щитом, принимать на себя все удары. Нет, другие мысли таились в его голове… Он хотел пуститься в жизнь с развязанными руками, одним решительным толчком рассеяв окружающее недоверие.