Маргарита застонала, когда вкусила грубую порочность его рта. Его язык скользил по ее, вызывая трепет. От него исходил аромат пачули и антибактериального крема.
Более того, от него исходил запах необузданного, земного мужчины, с которым она желала провести весь день в порочных, полночных наслаждениях.
Он отпрянул от нее с гортанным рычанием.
– Иди, Мэгги. Пока не поздно.
Его слова окончательно сбили ее с толку.
– Не поздно для чего?
– Эйми, – произнес он сквозь зубы, отказываясь посмотреть на Маргариту.
Айми потянула ее назад.
– Пойдем, Мэгги. Ему действительно следует отдохнуть.
Рен наблюдал, как девушка уходила. Сердце разрывалось от потери. Даже сейчас ее аромат окутывал его. Наполнял ноздри, заставляя зверя внутри него рычать от собственнического инстинкта. Он так сильно хотел ее, что отрицать обратное было невозможно.
Он положил ладонь на свой член, который был твердый как скала и пульсировал. Рен еще никогда так сильно ничего не желал, как сейчас провести с ней наедине ночь.
Но он знал, что это невозможно.
Она – человек, он – животное… в прямом смысле этого слова. Он ни за что не мог вверить себя женщине. Он не мог довериться кому-либо. Он может в любой момент ожесточиться. Это проклятие его людей, его породы.
Даже его мать набросилась на отца…
Вздохнув, он посмотрел на серую футболку, которую Мэгги принесла для него. Рен почувствовал, как его губ коснулась улыбка, – и это было самым удивительным. Он не мог вспомнить, когда в последний раз улыбался. Черт, он даже не был уверен, улыбался ли вообще когда-либо в жизни.
Незнакомое чувство зародилось в груди. Он не знал, что это могло бы означать. Он поднял оберточную бумагу к лицу: от нее исходил легкий, сладкий, женский запах Мэгги. Он смял бумагу в кулаке, когда волна брутального желания охватила его.
Убрав бумагу в сторону и сжимая подарок в руке, он расслабился.
Кто-то постучал в двери.
Сердце подпрыгнуло от надежды, что это снова Мэгги, – но нет. В комнату вошла Эйми.
– Ты в порядке, звереныш?
Он кивнул. Эйми – единственная, кому он позволял так себя называть. Она использовала это прозвище не для того, чтобы задеть его, а скорее как дружеское обращение для домашнего питомца. Эйми – единственная из всех людей и животных Санктуария, кто относился к нему доброжелательно. Но она, как и остальные, боялась его. Даже сейчас, хоть и пыталась это скрыть.
Она пересекла комнату. Но как только она потянулась к пакету и бумаге, он зашипел и зарычал на нее. Эйми тут же выпрямилась.
– Я подумала, что ты хочешь это выбросить.
– Нет.
Она подняла руки, сдаваясь.