21 августа Буш обратился по телефону к Ельцину. Впервые Буш сказал: «Борис, мой друг!» Хьюэтт сказал, что Ельцин ныне — ключ к ситуации в Москве. К полудню того же дня президент Буш связался и с Горбачевым, как только связь с Форосом была восстановлена, но это уже была дань пошлым сантиментам.
Утром 22 августа 1991 г. Верховный Совет Российской Федерации выслал к Горбачеву в Форос делегацию, чтобы привести президента СССР в Москву. Во главе делегации был герой Афганской войны полковник Александр Руцкой, основу «делегации» составляли сотрудники российского КГБ. Трагедия имела и некий полукомический оттенок — параллельно Руцкому в Крым летели «мастера заговора» — маршал Язов и председатель КГБ Крючков — с невероятной целью: получить аудиенцию у Горбачева, объясниться и получить искупление грехов.
Горбачев, вне сомнения, понимал, что его политическое спасение зависит от степени дистанцирования от ГКЧП, и он, разумеется, не принял Крючкова и Язова. Слова министра обороны бывшей мировой сверхдержавы о том, что ему «стыдно перед Раисой Максимовной», в достаточной степени характеризуют мыслительный код забывших, в нем же все-таки их воинский долг военачальников. Маршал Жуков в 1953 и 1957 гг. вел себя более определенно.
Финал ГКЧП означал завершение исторического периода, характеризуемого словом перестройка. Оставался вопрос, вынесет ли разброд своих сыновей огромная и застывшая в недоумении страна, где инициативу немедленно взяла на себя группа лиц вокруг Ельцина, среди которых было немало авантюристов. Под лозунгом спасения конституционного порядка эти люди несколько месяцев держали страну в состоянии полного отсутствия конституционного порядка и захвата движимого и недвижимого имущества.
Столь симпатизирующее Ельцину Центральное разведывательное управление США, в отличие от многих, весьма жестоко оценило поведение в прошедшем кризисе Горбачева: «Он продемонстрировал черты наивности и эгоцентризма и был неспособен воспринять новости, противоречащие его амбициям».[138]
* * *
24 августа 1991 г. в своем кремлевском кабинете повесился маршал Ахромеев. Достоинство офицера заставило его написать предсмертную записку, объясняющую свой поступок утерей всего, чему была посвящена его жизнь: Советский Союз, Советская Армия, социализм. «Все это разрушено».
Бейкер выразил соболезнование, обращаясь к Шеварднадзе. Он ошибся адресом, Шеварднадзе не проявил великодушия. О покойнике он сказал: «Он был одним из тех, кто нам мешал». Напомним, что именно Ахромеев после согласования параметров ОВСЕ сказал в Женеве: «А не попросить ли нам местное подданство?». Что-то мучило старого солдата, и нетрудно догадаться, что Шеварднадзе и Горбачев до определенной степени олицетворяли для него государство, которому он преданно служил. Эта лояльность завела его слишком далеко. Но даже в своем трагическом конце он показал наличие совести, столь недостающей тем, кому он «мешал»…