Глядя на Заволжье, а на дочь свою старшую не глядя, говорила Раиса Михайловна слова ненужные и непослушные, сама же думала:
- Быть может, к лучшему. Господи благослови. Господи благослови. Молодой человек почтительный... Не с деньгами жить, с человеком.
Предзакатно позолотились кресты церквей заволжских, мутными звездочками задрожали в близоруких глазах Раисы Михайловны.
- Зиночка, ну, как Ирочка сегодня?
Заслышав, с кровати спрыгнула Ирочка. На мать, на сестру не глядя, быстрыми шагами вышла из комнаты. Волосы русые растрепаны; платьице недлинное, полудетское еще, вокруг ног стройных поспешных трепыхается.
Вышла-выбежала. Дверью стукнула, распахнув широко. Донесся снизу гул голоса Макарова:
- Раиса Михайловна! Раиса Михайловна, да где же вы...
- Что? Ушла?
То Зиночке брат Костя. На подоконник сел. Каблуками стену бьет.
- Устал я. Черт бы побрал эти конкурсные экзамены. И зачем я в реальное тогда перешел? Корпи теперь, подготовляйся. Ну, да зато инженером буду. Знаешь ты, что такое инженер? Впрочем, никогда ты ничего не понимала, а теперь и подавно. Невеста... Ай-ай, покраснела... Что, генералиссимуса своего ждешь? Жди, жди... Вот что. Роман дай какой-нибудь... Устал, говорю, от котангенсов... Что? романов новых нет? Не читаешь? Что же ты делаешь целыми днями? Кому же романы читать, как не невестам?
За дверью пробурчал:
- Дура средневековая.
И пошел в Яшину комнату. На полтора года лишь моложе Антона, Костя казался совсем еще мальчиком. Рыжие волосы, машинкой стриженые, по всему лицу веснушки. Курточка с поясом ременным, коротенькая.
- Яша, к тебе можно?
- Чего тебе?
- Книгу... Роман дай какой-нибудь... Золя, что ли.
- Знаешь, где книги. Вниз иди. В библиотеку.
- Не хочу вниз. У тебя тоже есть.
- Ну, входи. Вон там на полке. Не эта. Выше. Нашел? И не задерживайся.
По коридору идя, Костя книгой по коленям хлопал и улыбался, и шептал-пел:
- Та-ак. Та-ак. Понимаю. Так, так, понимаю. Политик тоже.
Ирочка навстречу. Идет, и плачет. Платочек в комочек. В руках мнет. То по лицу водит.
- Чего, козочка, плачешь?
И мимо прошел. А Ирочка в комнату нежилую. Редко туда заходят. Ванная комната называется. Но никто там не моется. Постояла. У окна на стол взобралась, ноги на стул. И весь двор ей виден. Сидит, как птичка, высоко.
Сидит и плачет тихо.
Кажется Ирочке: в кого-то она влюблена безумно. А он далеко. И не пустят ее к нему никогда. И все люди такие гадкие. Злодеи все. А добраться бы до него, до того, стала бы она его целовать, слова хорошие говорить. А целовала бы она его всего-всего.
И колотится сердце. И душит горе. Большое, черное. А словами его ни рассказать, ни отогнать. Душит. Будто крыса на горле сидит большая.