Давиан замолчал, но Элея понимала — он сказал не все, и частые удары ее сердца горячо отдавались в висках. С тяжелым вздохом король отошел от окна, и сразу же погасли брызги солнца на золотом обруче, без прикрас оставив горечь в глубоких складках у глаз, в бровях, сведенных к переносице, в плотно сомкнутых губах, которые никак не решались произнести то, что она откуда-то и так уже знала…
— Там же, в лесу рядом с храмом, нашли беглого преступника… придворного шута, — Давиан подошел к ней и, крепко взяв за плечи, посмотрел прямо в глаза, — Элея… прости… твоего Патрика больше нет.
Нет…
Нет?
Ветер по-прежнему шелестел за окном, кричали над морем чайки, где-то в соседних комнатах негромко переговаривались служанки. Элея слышала все, каждый звук, каждый удар своего сердца. Но слова отца не доходили до ее сознания.
— Элея… — Давиан обнял ее и бережно прижал к своей груди, как будто это могло помочь спрятаться от беды… Милый отец, он знал, все знал… Он понимал, какой кромешный мрак породили в ее душе эти слова. — Дворцовый лекарь из Золотой сказал, что твоего шута сразил колдун. Очень сильный колдун. И удар был направлен не на тело, а на разум. Это похоже на какое-то сильное проклятье или просто злые чары. Внешне он невредим, но… эта оболочка пуста…
— Отец… — она схватила его за руку, вспыхнув надеждой. — Но он жив? Жив?!
— Дитя мое… — Давиан глубоко вздохнул, — лучше бы он умер. То, что случилось с Патриком — ужасно. Это хуже смерти, ибо без души тело его — лишь пустой сосуд. Все лекари и ведуны, которых сумел отыскать Руальд, говорили ему лишь одно — надежды нет. А твой бывший супруг все надеется на чудо… Кроме его шута некому рассказать, что там случилось на самом деле. Да только глупо это… глупо ждать невозможного. Всего гуманней было бы просто перестать поддерживать жизнь в его теле. Я не понимаю, почему этого не сделали до сих пор.
О, этот холодный расчет Белых королей… Мудрые речи отца показались ей нестерпимы как никогда! Элея оттолкнула его и бросилась прочь из кабинета. Не видя перед собой дороги, задыхаясь от слез, бежала так, будто могла обогнать время… повернуть его вспять. И даже мысль о том, что поданные увидят ее в столь неподобающе виде, не останавливала.
Всю ночь Элея провела без сна, глухо рыдая в подушку. Быть может, впервые позволив себе не сдерживать боль, как это положено дочери короля. Но на утро пришла к отцу, надев привычную с детства маску каменного хладнокровия. Она желала знать лишь одно — что будет с телом человека, которому она обязана жизнью и свободой.