Здесь на зелено-голубых черточках и точках, обозначавших лесисто-болотистую местность, она сделала несколько острых изломов по берегу реки и, постепенно утончаясь, вдруг стремительно ушла на юг, вниз по течению Дона, вдоль таких же черточек и точек, облепивших левый берег реки. Достигнув впадения в Дон Аксая-Есауловского, лента капризно изогнулась вверх по его течению, постепенно отошла от реки и, повернувшись на север, снова разбилась на ручейки, заструившись по оврагам и балкам вокруг поселка Верхне-Кумский.
Когда Кочергин размещал на ленте последний черный ромб, обозначавший место боев полка, в автобус вошел хмурый Орлик.
— Хошь взглянуть, как фашист нас стращает? — протянул он Кочергину помятый листок. — «Рама» сбросила. Вроде бы прочистили им мозги, ан нет, мало! Но все же разобрались, кто с ними воюет.
Развернув листовку, Кочергин быстро пробежал:
«Мы знаем, что в трудную для Советов минуту они бросают против нас свои танковые и механизированные войска и что у вас — 4-го механизированного корпуса вскружилась голова от успехов. Но вы ее лишитесь, потому что ваши бригады на издыхании, и лучше не оказывайте нам сопротивления, все равно вы все будете уничтожены».
— Для самоободрения, что ли, пишут? — бросил он в печь скомканный листок. — Обескуражили их, не ждали они такого отпора на Аксае… Ну а с Лубенком разобрался?
— Чего там… Он давно на примете. Заячья душонка! Чуть что, в кусты горазд… Предложил комполка его к Вулыху за стрелка-радиста посадить. Подполковник с ним крепенько побеседовал, а потом сразу в Черноморов уехал. Не знаю пока, что решил. Повременим.
Увлеченно работая над картой, Кочергин снял комбинезон, до конца расстегнул ворот гимнастерки, закатал выше локтей рукава — так было удобнее.
Комроты посмотрел на Кочергина будто впервые.
— Слушай, Юра, что это у тебя за гимнастерка? Летняя, третьего срока! Никакого вида! Ты что, зимнюю не получал?
— Где? В запасной-то части? Ты, верно, не знаешь, как я в полк попал. Только комбинезон и шлем выдали.
— Погодь-ка! — поднял Орлик крышку багажника и вытащил свой чемодан. — У меня гимнастерка, вот, лишняя. Шерстяная. Только раз в Саратове и надевал. Держи!
— Спасибо, Коля! — Кочергин несмело развернул на столе тщательно отутюженную гимнастерку и тут же усомнился, что сможет на себя ее напялить. Уж очень мала. — У меня такой еще не было. Неловко брать. Не обижаешь себя?
— Считай, тебе от офицеров полка подарок. Ты у нас деловой, как веник. За все берешься, заслужил! К тому же примета добрая. В рубахе дырка от ордена. Вишь? Значит, сам, как я за Рынок, скоро получишь. Ну вот, совсем другой вид… Чуток в плечах тесновата и рукава немного коротки, — безуспешно дергал он то за один, то за другой обшлаг, не замечая, что ворот не сходится. — А старую — в печку, давай сюда!