Да, главное выжить, а нажить то же, даже более того, он еще успеет! Когда-то еще кончится война? Ишь, немцы-то где! Поди-ка вытури их обратно. Эге-ге! Ему работенки хватит надолго, все более успокаивался Сыроежкин. И еще он подумал, что, пожалуй, хорошо, что он по обыкновению безоружен, ведь немцы на каждом шагу, кругом! Нет, он, Сыроежкин, не лыком шит, не горлопан вроде того лейтенанта — помначштаба, очкарика, как девчонка его окрестила. Заулыбавшись, покрутил он головой, стаскивая с пальца золотое кольцо, о котором в суматохе совсем забыл. «Оружие, видишь ли, тогда мне искал в Немковском лесу, — вспоминал он. — Ну зачем медику оружие? Клистирная трубка наше оружие! Куда надежнее его защитит как раз безоружность». Впрочем, пора было что-то предпринимать. Крякнув, он поднялся и застегнул ремень. «И откуда берется?!» — оглянулся удивленно. Грохот боя постепенно перемещался к южной окраине Верхне-Кумского. Только короткие пунктиры «шмайсеров», перемежаемые пистолетными хлопками, раздавались, как показалось Сыроежкину, со всех сторон. Добивали раненых, это он сразу смекнул и подумал, что выстрелы дальше, чем ему кажутся. Всегда так, но все же надо еще немного переждать. Осторожность — мать всех достоинств!
«Проберусь-ка в подпол и отсижусь, а там будь что будет!» — наконец решил военфельдшер.
Тихонько ступая, он выглянул на улицу и, убедившись, что на ней пусто, вышел, заранее держа руки наготове, чтобы сразу поднять, чуть что немцы. Но Сыроежкин их больше не увидел. Фельдфебель Кагерман из роты пропавшего без вести обер-лейтенанта Хагена, сидя на башне танка, ритмично двигал тяжелой челюстью, жевал краковскую колбасу, запивая из фляги, висевшей на ремешке через шею. Танк стоял во дворе, у стены дома, в котором прятался Сыроежкин, и с башни хорошо проглядывались обе улочки. Дождавшись, когда русский снова появится, Кагерман, продолжая жевать, перехватил колбасу в левую руку, не спеша взял пистолет, лежавший рядом на башне, и, тщательно прицелившись чуть ниже ушанки, низко надвинутой на лоб удалявшегося русского, плавно нажал спуск. Положив пистолет, он со смаком выплюнул шкурку, снова откусил большой кусок колбасы и взялся за флягу.
«Нет, не смазал, как по девчонке. Шнапс ни при чем, та была далековато и бежала».
Выстрела Сыроежкин не услышал.
* * *
В тот послеполуденный час, торопливо перекусив, полковник Гюнерсдорф с раздражением подумал, что его уверенность в скором завершении так успешно развернувшегося с утра боя по захвату этого ничтожного поселка — Верхне-Кумского, будто заговоренного русскими, пожалуй, была преждевременной. «Неужели опять неудача, Август? — спрашивал он себя, по привычке потирая безымянным пальцем жесткую щетку усов. — Все было рассчитано, развивалось строго по плану… «Пустяковое препятствие, а запирает главное направление деблокирующего удара!» — звучали в его ушах знакомые раздражительные интонации генерала Гота. — О! Русские все понимают прекрасно и не считаются с потерями… Неново! А ведь вроде бы повезло. У них не оказалось танков, когда гренадеры ворвались в поселок, и все же… Теперь прежде всего нужно не подпустить к деревне ни одного русского танка. Блокировать все подходы, скрытно выставить батареи и тогда ничто не помешает 6-й дивизии закрепиться наконец в поселке. Тогда путь к Мышкове и дальше будет открыт! Но ни одного, ни одного танка русских, все уничтожать на подходе. Каждый танк!»