Массы танков, разделенные на группы разного назначения, сопровождаемые полковой артиллерией и эрэсами, двигаясь глухой ночью, несмотря на строжайший запрет пользоваться фарами, искусно маневрировали и, перестраиваясь в боевые порядки, внезапно заходили на фланги и в тыл встречных частей противника. После их разгрома снова, как единый организм, быстро восстанавливая порядок движения, устремлялись вперед. Ложившаяся под гусеницы степь, испещренная множеством не нанесенных на карты и полузасыпанных снегом дезориентирующих военных дорог, пересекалась глубокими балками с крутыми, обрывистыми берегами. В ночной тьме, когда и на вытянутую руку ничего не было видно, они более, чем самые совершенные противотанковые рвы, были опасны для танкистов. И многочисленные степные речки, лед которых не всегда держал танки, особенно средние и тяжелые, могли стать для них ловушками.
Гоняя снега, наметала метровые валы на пути машин, бесилась, кружила секущими смерчами, плакала и выла зверем вьюга. Пронизывала до костей, леденила, припаивала ладони к броневому листу или кромке крышки люка жестокая стужа. А люки танков всегда были открыты. Снег, налипая на стекла приборов наблюдения и прицелов, выгонял командиров на броню, и по боевой тревоге они должны были мгновенно скрываться в машинах. Но и тогда закрыть люки было нельзя, хотя снег покрывал леденящей влагой лица и руки. Когда наконец начинала неприметно редеть вокруг непроглядная темень и проступать впереди расплывчатая масса ближайшего танка, все ждали, что лязг гусениц и низкий гул двигателей вот-вот перекроет надсадное прерывистое гудение самолетов. И прежде чем над танками безбрежно распахивалось строгое в своей блеклой, выцветшей голубизне, раскаленное морозом небо, «юнкерсы», «хейнкели», «мессершмитты» наваливались на танковые колонны. Засыпали бесчисленными фугасками, пронзали ультрамарин неохотно раздвигавшейся вширь снежной чаши алым накалом пушечно-пулеметных трасс. Как уследить, куда летят бомбы?
Даже застигнутые на краткой дневной стоянке танки мгновенно приходили в движение, перестраивались в линию и командиры, в дыму и копоти следя из люков за летящими фугасками, бросали свои машины вперед и в стороны, оставляя за ними перемешанную со снегом, истерзанную взрывами серо-черную землю. Осколки, снаряды, пули оглушающе градно долбили броню, наполняли машины удушливым чадом окалины, но прямых попаданий и потерь почти не было, хотя самолеты исчезали только в плотных вечерних сумерках. Жестокие условия рейда требовали от людей предельной отдачи всех физических и духовных сил, но ничто: ни нечеловеческое напряжение, ни голодная норма отдыха, ни бессонница, ни стужа, ни недостаток пищи, в особенности горячей, — не изматывали танкистов так, как ненавистные гитлеровские летчики. Каждому бадановцу страстно хотелось приблизить желанный миг мести. За все, за все!