- За двоих и есть...
- У нас кто-то подался в постники... - подхватил Владимир, застыл на середине фразы, сморгнул. - Что?!
Уставился, как рентгеновский аппарат, словно надеялся что-то разглядеть, и стал наливаться сизой венозной кровью.
- Я тебя правильно понял?.. - спросил придушенным голосом.
- Думаю, да, - кивнула Анна; что уж теперь идти на попятный? - Я сама была несколько удивлена... - О таблетках, видимо, просроченных, и о том, что грешила на холод и отсутствие витаминов, с ним говорить было невозможно, неловко: не доктор Митрофанов же. - Так получилось. Ты не волнуйся...
Дальнейшее удивительно напоминало сцену из немой черно-белой фильмы столетней давности, где все немножко рвано, ускорено, герои бегают в тесных декорациях, появляются надписи типа "кричит", "вздыхает", "стонет", а музыку выцеживает из разбитого рояля тапер синематографа.
Герой, пробегая кухню по диагонали: "Что значит - не волнуйся? Ты с ума сошла? Ты чем вообще думала? Как можно было допустить? И именно сейчас!.."
Героиня, сидя за столом: "Володя, ну что ты так паникуешь?"
Герой драматически хватается за голову и рвет на себе волосы: "Черт тебя побери! Мало мне всего остального наследства? Нет, я же думал - ты взрослая, ты хоть что-то понимаешь! А ты как кошка! Что сказал бы твой отец?"
Героиня, сидя за столом: "Володя, не кричи. Отец, наверное, был бы рад..."
Герой заламывает руки, крупным планом - искаженное страданием лицо. Табличка: "Разгневанно кричит". "Чему?! Он, дорогуша, просил позаботиться о твоем благополучии, а ты этим воспользовалась... И где была моя голова, когда ты тащила меня в постель?! Но тебе же было надо!"
Героиня, сидя за столом: "Володя, я здоровая женщина, Иван Аркадьевич сказал..."
Герой выбегает вон, хлопнув дверью. Падает горшок. Календарь раскачивается на гвозде и повисает криво.
Табличка, изображающая мысли героини: "Нет, я знала, что мужчины из-за этого переживают, но чтобы так..."
Конец фильмы.
Анна хихикнула и принялась собирать посуду. Дурное дело - есть в кухне, так и совсем опуститься недолго, но столовую ведь не протопишь, а кто же садится за стол в пальто?..
***
Сытые, но мерзлявые ротвейлеры военной части вяло перелаивались через ограду с привычными ко всему, но голодными деревенскими кабыздохами. Концерт этот шел каждую ночь и стал обыденным фоном, как гудение форсунок в котельной, лязг раздвижных складских ворот, журчание воды в батареях, сигналы грузовиков, скрип оторванного ветром кровельного листа, топот марширующей роты, скрежет скалываемого льда, хрип строевой песни и брань прапорщика. Ритмичный шум человечьей жизни был привычен и незаметен, как собственный пульс, но отсутствие его означало наступление смерти. Это понимали даже собаки, перебрасывая через заснеженное поле простую весть "Мы живы, а вы?". "И мы, а вы?".